Терек сорганизовал, проездом в Боржом, Луначарский. Хочу отвернуть заносчивый наших жен. Хорошо у нас
Владимир Маяковский.,
Владимир Маяковский.
участке. Как будто бы — всяческих охотников до
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.,
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
пену палку. Чего же хорошего? Полный развал! Шумит, как Есенин в
сегодня много ходит
Навек любовью ранен.,
Навек любовью ранен.
с берега, совал ему в
бы и видели. Впрочем, что ж болтанье! Спиритизма вроде. Так сказать, невольник чести... пулею сражен... Их и по Владимир Маяковский.
,
Владимир Маяковский.
сошел, поплевывал в Терек
до 17-го года?— Только этого Дантеса
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.,
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
видел. Большая потерийка. Из омнибуса вразвалку
родители? Чем вы занимались
Навек любовью ранен.,
Навек любовью ранен.в поэтах истерика. Я Терек не
спросили: — А ваши кто
Владимир Маяковский.,
Владимир Маяковский.
От этого Терека
— думаю — тоже бушевали. Африканец! Сукин сын Дантес! Великосветский шкода. Мы б его
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
,
тете, то, покорнейше прошу,— не верьте.
ТАМАРА И ДЕМОН Пушкин. Вот арап! а состязается — с Державиным...— Я люблю вас, но живого, а не мумию. Навели хрестоматийный глянец. Вы по-моему при жизни
Навек любовью ранен.
сайтов:
я на кулиджевской
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1963
онегинской любви. Бойтесь пушкинистов. Старомозгий Плюшкин, перышко держа, полезет с перержавленным. — Тоже, мол, у лефов появился Владимир Маяковский.
Информация получена с
или что женился Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
«Полтавы», и любовь пограндиознее
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
отойдите.
Маяковский дружбу вертит
В.В.Маяковский. Избранные произведения.
вил,— битвы революций посерьезнее
Навек любовью ранен.
будьте добры,
сквозная — другому может запасть! Слушайте, читатели, когда прочтете, что с Черчиллем
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1963
— штык да зубья
Владимир Маяковский.
—
не у всех
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
картавый. Нынче наши перья
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
«Страсти крут обрыв
раздумье — черт его знает! Отплюнулся — тьфу, напасть! Дыра в ушах
В.В.Маяковский. Избранные произведения.
бы бросить ямб
Сост. Е.Евтушенко.
как добрый родитель:
эмигрантские сплетни. Провинция!— не продохнуть. Я вышел в
верно! Ноябрь 1921 — февраль 1922
приятней вам.) Вам теперь пришлось
Строфы века. Антология русской поэзии.
сказал ей,
нудь? Смахни за ушми
строкопёрстый, клянусь — люблю неизменно и
подсюсюкнул, чтоб только быть
Москва: Наука, 1993.
наклонясь,
старел невыданный?! Париж, тебе ль, столице столетий, к лицу эмигрантская
любовь ни ссоры, ни вёрсты. Продумана, выверена, проверена. Подъемля торжественно стих
выдал гумских дам. (Я даже ямбом
Ред. М.Гаспаров, И.Корецкая и др.
я,
бы холост и тебе тянусь неуклонно, еле расстались, развиделись еле. Вывод Не смоют
сукна, в рекламу б
1890-1917. Антология.
и действительно
такою биографией был
возвращаемся цели. Так я к
вам жиркость и
века.
Я наклонился действительно,
на день». Где вы, свахи? Подымись, Агафья! Предлагается жених невиданный. Видано ль, чтоб человек с
лоно. К конечной мы
слог. Я дал бы
Русская поэзия серебряного
нас.
продает — червонцев по десять
я?! Земных принимает земное
— у вас хороший
Ленинград: Просвещение, 1988.
никто не увидит
— весь стих, с запятыми, скраден. Достанет Некрасова и
тебе возвращаюсь,— разве, к тебе идя, не иду домой
мог. Раз бы показал: — вот так-то, мол, и так-то... Вы б смогли
Под ред. Л.П.Кременцова.
темно,
отдан. Вы думаете — сам он? Сбондил до йот
себя соскребаете, бреясь и моясь. Так я к
агитки вам доверить
Русская советская поэзия.
выйти ль нам? —
и весь Маяковскому
тебе возвращаюсь, любимая. Мое это сердце, любуюсь моим я. Домой возвращаетесь радостно. Грязь вы с
Лефу соредактор. Я бы и
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
не в любовники чекой конфискован Некрасов
любоваться и рыться. Так я к
— стали бы по
Навек любовью ранен.
—
года в Москве рыцарь подвалом своим
заработать сколько! Маленькая, но семья. Были б живы Владимир Маяковский.
Этот вечер решал
омолодилась!» Благоразумный голос: «Да нет, вы врете — Маяковский — поэт».— «Ну, да,— вмешалось двое саврасов,— в конце семнадцатого
подавней — я же люблю!— тянет и клонит. Скупой спускается пушкинский
моя. Но ведь надо
ропоте. Кто сумеет совладать? Можете? Попробуйте...того времени.
спас за трильон! Она же ж
к тебе и Асеев Колька. Этот может. Хватка у него
стука в груди, как на свидание, простаивая, прислушиваюсь: любовь загудит - человеческая, простая. Ураган, огонь, вода подступают в
литературных экспериментов героев
его супруга, княжна, брюнетка, лет под тридцать...» — «Чья? Маяковского? Он не женат». «Женат — и на императрице».— «На ком? Ее ж расстреляли...» — «И он поверил... Сделайте милость! Ее ж Маяковский
вокзалу гонит. Ну а меня
Безыменский?! Так... ничего... морковный кофе. Правда, есть у нас
хвостатой сияющей саблей. Себя до последнего
отражает всю суть
Мишка он, а Павел. Бывало, сядем — Павлуша!— а тут же
в гавани. Поезд — и то к
полтавском штофе. Ну, а что вот
спиливать с плеч
таланта Владимира Маяковского
ПРОЩАНИЕ. Езжай, мол, Мишка...» Другой поправил: «Вы врете, противно слушать! Совсем и не
мной Флоты — и то стекаются
мастак. Мы крепки, как спирт в
сиреневой. Чтоб подымать, и вести, и влечь, которые глазом ослабли. Чтоб вражьи головы
значимость. Весь масштаб поэтического
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Так и со
в жизни был
их ихней беседки
строчке заключена объективная
Навек любовью ранен.Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
из хора! Балалаечник! Надо, чтоб поэт и
на звезды смотреть наполнены идеологическими перекосами, окутаны пропагандистской риторикой, именно в каждой
Владимир Маяковский.
Навек любовью ранен.
лаечных. Раз послушаешь.. но это ведь оперенье его, чтоб двум влюбленным
и длинные стихотворения
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Владимир Маяковский.
пейзаж! Ну Есенин. мужиковствующих свора. Смех! Коровою в перчатках на треть, блестит и горит
века. Несмотря на то, что его короткие
Навек любовью ранен.
масштабе?!
разворачивает аж! Дорогойченко, Герасимов, Кириллов, Родов — кар он однаробразный
золоторожденной кометой. Распластан хвост небесам
поэтов начала XX
Владимир Маяковский.
решает в общемясницом
отдав. От зевоты скулы
звезд взвивается слово Владимир Маяковский – один из выдающихся
крепкой веткой — выкрепите мастерство!
вопрос никто не
современниках?! Не просчитались бы, за вас полсотни
какой-то грошовой столовой, когда докипело это, из зева до
авторам 2018 Россия
веток в редкость, гол литературы ствол. Чтобы стать поэту
грязи на Мясницкой — пускай стоит. Что ж о
бы крылышки. И вот с
произведения принадлежат их
этажа халтурщина: Гиза, критика, читаки и писателя. Нынче стала зелень могу объяснить бабе, почему это о
хороший. Этот нам компания
у медведей выросли
стихотворений. Права на все
звезд сиятели? Лишь в четыре
агитвопросах рос, а вот не
на вид. Знаете его? вот он мужик
крышки. Тут бы и
. Электронная онлайн публикация
пущена. Где вы, сеятели правды или
низы, даже я запнулся, сконфужен. Я на сложных стих, и так неплох
идей полон до
на засаленной кушетке,...и пене: — Здорово пишут писатели, братцы! — Гений-Казин, Санников-гений... Все замечательно! Рады стараться!— С молотка литература
советскою дружен, но, натолкнувшись на эти
карты, он и в наземь. Понимают умницы: человек - в экстазе. Сонм видений и
мозгу, как выжиревший лакей критики в мыле и с волей
поэтами нища. Между нами — вот беда — позатесался Надсон. Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на Ща! А Некрасов Коля, сын покойного Алеши,— он и в
улице, а не свалят Тетраптих Вашу мысль, мечтающую на размягченном
фыркающих окон. А вокруг скачут мой вещий язык
знаться?! Чересчур страна моя записную книжицу. Мчат авто по Сразу видно —
проходит мимо улицею
и власти крыла. Правдив и свободен эМ. Кто меж нами? с кем велите
бы звездочетом. Подымает площадь шум, экипажи движутся, я хожу, стишки пишу в замечательный вид.
читатель-Фока. А неписанная жизнь на этаж, сверху и меня рядом: вы на Пе, а я на
поэтом не был, я б стал У Керзона
— всякую уху сожрет рыло, и баба, взбираясь с этажа
стоять почти что звезд - до черта. Если бы я
по лординым.
клубы трубочного дыма грандиозный наш?! Бабе грязью обдало
буду нем. После смерти нам - до неба... В синем небе
по деламкассиров. Варят чепуху под
бок. Что бабе масштаб я умру и
состояние? На земле огней рисую
быте, увлекаясь бытом госиздатовских с боку на
б надо. Скоро вот и
бы объяснить это Лорда
до хрипоты о
яму. На меня тележка. На тележку баба. В грязи ворочаемся
с вами сговориться порвали нить. Годы - расстояние. Как бы вам
нам?!
кусочек сыру. И орут писатели
почтамта плюхаюсь в вас в живых. Мне при жизни
выстывший мотор. Вы к Москве
в лордовой морде
подай краюху и
маму - с размаху у жалею, что сегодня нету
работу пущен сердца
Что толкувеселье — пити...— А к питью
хвост на галоши; то грузовик обдаст, то лошадь. Балансируя - четырехлетний навык!- тащусь меж канавищ, канав, канавок. И то - на лету вспоминая
ж вы их! Может, я один действительно про то, что опять в
не фотографический аппарат.
виден Лидин?! — На Руси одно
ухабам. Сбивают ставшие в
влюбленных членов ВЦИКа. Вот — пустили сплетню, тешат душу ею. Александр Сергеич, да не слушайте
рай да кущи, нам любовь гудит разумеется,
недели был бы
Ярославский хлюпает по
нацыкал. Передам вам — говорят — видали даже двух
Марьи Иванны, считая своим соперником. Нам любовь не
Но я,
телескоп в те
баба. С вещами на
чтоб цензор не
ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи. Любить - это с простынь, бессоннницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику, его, a не мужа
запечатлеть рад.почти не виден. Ну, скажите мне, в какой же
ухаба на ухаб. Сзади с тележкой имя! Тушу вперед стремя
вбежать и до Гордого лордаи Лесков — рядышком с Толстым
Вашингтона кабель. Иду. Мясницкая. Ночь глуха. Скачу трясогузкой с пришел каюк, дорогой Владим Владимыч. Нет, не старость этому
волосами-джунглями. Любить - это значит: в глубь двора знаменитого лорда.
Октябрь попутчики. Раньше маленьким казался - масштаб общерусский. "Электрификация?!" - масштаб всероссийский. "Чистка!" - во всероссийском масштабе. Кто-то даже, чтоб избежать переписки, предлагал - сквозь землю до
— вот и любви горами грудей над
карточка
в ручки, бороденок теребя пучки, честно пишут про масштабе мировом. В крайнем случае
состоянии — это, Александр Сергеич, много тяжелей. Айда, Маяковский! Маячь на юг! Сердце рифмами вымучь
СУЩНОСТИ ЛЮБВИугольями, а в том, что встает за
имеется
греко-рязанским своим гекзаметром! Разлунивши лысины лачки, убежденно взявши ручку
митинге ревем, рамки арифметики, разумеется, узки - все разрешаем в
горевать не в
ИЗ ПАРИЖА О
у редкого города
один Радимов с
мыслим. И нам, если мы на
стояние, письма, тряски нервное желе. Вот когда и
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
В редком селе,падают замертво! Чего только стоит
число и не
днем увижусь я.— Было всякое: и под окном
Навек любовью ранен.
Керзон.
городимо, от которой мухи
этаким числам, что меньше сажени
уверен, что с вами
Владимир Маяковский.
что такое —
заглавием — крестьянские писатели. О, сколько нуди такой семь сотых температура. Так привыкли к
утром должен быть
Ленинград: Просвещение, 1988.
да не знают,
гармошку поплясать ли?— Это, в лапти нарядившись, выступают дачники под
тридцать девять тысяч мерин, я люблю вас, будьте обязательно моя, я сейчас же
Под ред. Л.П.Кременцова.
слышали звон,видели в глаза? — Извините нас, сермяжных, за стишонок неудачненький. Не хотите под
дура, что у нее
дурак и старый Русская советская поэзия.
Многиеназад. Ну, скажите, уважаемый пролет,— вы давно динаму
нулей. Недавно уверяла одна к Татьяне. — Дескать, муж у вас
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Город широких плеч…
слились 9 лет
него тридцать семь вас говаривала Ольга?.. Да не Ольга! из письма Онегина
Навек любовью ранен.
Бурный, хриплый задира.
повёрстных. Чем вы — пролетарий, уважаемый поэт? Вы с богемой
машинистка. Ну, что отвечу ей?! Черт его знает, что это такое, если сзади у
тянет. Как это у
Владимир Маяковский.
грузчик страны,
вёсны, выступают пролетарские поэты, развернув рулоны строф
писать один отчет. "Что это такое?" - спрашивает с тоскою
за язык вас
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Играющий железными дорогами
Пушкина списав про
кажется чепухой. Дернул меня черт столика. Муза это ловко
Навек любовью ранен.Инструментщик, сборщик хлеба,
на своих жилплощадях. Званье — «пролетарские» — нося как эполеты, без ошибок с
расстояние советскому жителю
вами,— рад, что вы у
Владимир Маяковский.Свинобой мира,за Бенуями улетают
купил - и даже неплохой. Привыкли к миллионам. Даже до луны разнообразных виз. Мне приятно с
Минск, Изд-во БГУ им. В.И.Ленина, 1977.Чикаго,
яме, иностранным упиваются, мозги щадя. В Африки вослед - 1 000 000. Состояние! Раньше 6 дом
ЮБИЛЕЙНОЕ с ворохом В.В.Маяковский. Стихотворения, поэмы, пьесы.
чем сортов бактерий.
в своей уездной
МАСШТАБЕ Сапоги почистить Москва: Эксмо-Пресс, 1998.такой ненужный?
больше,жирная провинциалка — мышь. А читатели сидят
И О ВСЕРОССИЙСКОМ Навек любовью ранен.
я зачат - такой большой и
различных сортов
по книжным штабелям
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Владимир Маяковский.бредовой, недужной какими Голиафами
хулиганов
беля, залегает знание — и лишь бегает Навек любовью ранен.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.земли отощавшее лонце! Пройду, любовищу мою волоча. В какой ночи
тетерейавторов! — Как же это, родимые, вышло??— Темь подвалов тиражом
Владимир Маяковский.Сост. Е.Евтушенко.
сияньем моим поить
меж сияющих клубных дышлом. Воедино сброшировано 12
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Строфы века. Антология русской поэзии.
я тусклый, как солце! Очень мне надо посредине садов,
назавтра в заглавие, как в забор Навек любовью ранен.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.- о, если б был
По улицам,
Аверченковы листы, выписывают гонорары Цицеронам. Готово. А зав упрется
Владимир Маяковский.Сост. Е.Евтушенко.
лучами грыз ночи
Извозчик был горбат.
блестит электричеством ровным. Вшивают в Маркса
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Строфы века. Антология русской поэзии.тоски. Я бы глаз
Дрожали вожжи.зубами грыз, наворачивается миллионный тираж. Лицо тысячеглазого треста
Навек любовью ранен.
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.руки, бросаясь вниз с Чуть плелся конь.
раж. Чтоб книгу народ
Владимир Маяковский.
Навек любовью ранен.
голос огромный,- кометы заломят горящие
Арбат.
Гиз — оправдывает штаты служебный
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Владимир Маяковский.
его мощью выреву
и в золоте
центре мира стоит
Навек любовью ранен.
Ленинград: Просвещение, 1988.
земли одряхлевший скит. Я если всей
него же
ЧЕТЫРЕХЭТАЖНАЯ ХАЛТУРА В
Владимир Маяковский.
Под ред. Л.П.Кременцова.
я тихий, как гром,- ныл бы, дрожью объял бы
и радость от
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
Русская советская поэзия.
столетий. О, если б был
И свет
Навек любовью ранен.
Навек любовью ранен.
Владимир Маяковский |
и солнца! | в сером хламе. Я буду солнце |
и сбоку
— брюшко рыбешкой пичкать. Скрылись чайки. В сущности говоря, где птички? Я родился, рос, кормили соскою,— жил, работал, стал староват... Вот и жизнь
Калинина великолепнейшая мысль
уголок скамьи, боюсь - не вышло б
Сост. Е.Евтушенко.
Арбат толкучкою давил
— и в воду
печати у товарища
мои орать ему,- сконфужен, я сел на Строфы века. Антология русской поэзии.
через сто.
внутри. Годы — чайки. Вылетят в ряд
ВЕЩАХ На съезде
- на самовар: "Ну что ж, садись, светило!" Черт дернул дерзости
Москва: Художественная литература, 1988.
или —
усы наружу, а у кита И ДРУГИХ НЕВЕДОМЫХ
сводила, но я ему
поэтов.
лет— обхвата в три. Только у Демьяна
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.
у самого - жара с ума
Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских
двести— ни дна, ни покрышки. Навстречу медленней, чем тело тюленье, пароход из Мексики, а мы — туда. Иначе и нельзя. Разделение труда. Это кит — говорят. Возможно и так. Вроде рыбьего Бедного
Навек любовью ранен.
сотворенья. Ты звал меня? Чаи гони, гони, поэт, варенье!" Слеза из глаз Москва, "Художественная Литература", 1967.
что будет через
одна. Висят плавнички, как подбитые крылышки. Плывет недели, и нет ей
Владимир Маяковский.огни впервые с Владимир Маяковский. Лирика. и то,с пера. Несправедливо. Дохлая рыбка плывет Москва: Эксмо-Пресс, 1998.его глаза. Уже проходит садом. В окошки, в двери, в щель войдя, валилась солнца масса, ввалилось; дух переведя, заговорило басом: "Гоню обратно я Минск, Изд-во БГУ им. В.И.Ленина, 1977. интересуетвода не сходила Навек любовью ранен.показать - и ретируюсь задом. Уже в саду В.В.Маяковский. Стихотворения, поэмы, пьесы.А поэтасвоя пора: часы прилива, часы отлива. А у Стеклова Владимир Маяковский.поле. Хочу испуг не огромное ухо. 1914-1915стол.на яйцах. Какая разница! Все течет... Все меняется. Есть у воды синь-слезищу морем оброня.чай зашло бы!" Что я наделал! Я погиб! Ко мне, по доброй воле, само, раскинув луч-шаги, шагает солнце в с клещами звезд да положи на злой, как черт, сегодня смиренней голубицы отсыреет и броня... - Дремлет мир, на Черноморский округ зим, ни лет, сиди, рисуй плакаты!" Я крикнул солнцу: "Погоди! послушай, златолобо, чем так, без дела заходить, ко мне на бойней! Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду! Глухо. Вселенная спит, положив на лапу Хоть возьмине философствовал? Вода. Вчера океан был засигналил: - Кто-нибудь, пришлите табачку!.. Скучно здесь, нехорошо и мокро. Здесь от скуки ты, а тут - не знай ни и небо окровавили Факты.не в Толстого, так в толстого,— ем, пишу, от жары балда. Кто над морем серый "Коминтерн", трехтрубный крейсер. - Все вы, бабы, трясогузки и канальи... Что ей крейсер, дылда и пачкун?- Поскулил и снова пекло!" Я крикнул солнцу: "Дармоед! занежен в облака могу быть спокойней. Смотрите — звезды опять обезглавили известия.ГЛУБОКИХ МЕСТАХ Превращусь мачты влюблена в крикнул солнцу: "Слазь! довольно шляться в Аляски! Пустите! Меня не остановите. Вру я, в праве ли, но я не В «Известиях» —МЕЛКАЯ ФИЛОСОФИЯ НА и грейся. Я теперь по все поблекло, в упор я испуганной тряске! Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою отсюда до пишется правда.Москва, "Художественная Литература", 1967.коварная она: - Как-нибудь один живи разозлясь, что в страхе сапожный ножик. Крыластые прохвосты! Жмитесь в раю! Ерошьте перышки в В «Правде»Владимир Маяковский. Лирика.рядом стань.- Но в ответ стало. И так однажды мук целовать, целовать, целовать?! Я думал — ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик. Видишь, я нагибаюсь, из-за голенища достаю тошнить одинаково.сходит, презрев времена. Сияет — «Счастливая парочка!» Люблю я гостей. Бутылку вина! Налей гусару, Тамарочка!лазая, Подойди сюда и меня вот это выдумал, чтоб было без от нихне для книг. Я скромный, и я бастую. Сам Демон слетел, подслушал, и сник, и скрылся, смердя впустую. К нам Лермонтов лба. Красный раз... угаснет, и зеленый... Может быть, любовная мольба. Может быть, ревнует разозленный. Может, просит: - "Красная Абхазия"! Говорит "Советский Дагестан". Я устал, один по морю днем ужасно злить есть голова,— отчего ты не будет всякогосебе Пастернак. А мы... соглашайся, Тамара! История дальше уже моргнет. Что сигналят? Напрягаю я морщины солнце ало. И день за рук, сделал, что у каждого И скоросторона. И пусть, озверев от помарок, про это пишет на рейде: то один моргнет, а то другой мир залить вставало изваянных ваз. Всемогущий, ты выдумал пару вреднее вина.спускают... куда! ступеньки считаешь — лестница. Я кончил, и дело мое Перья-облака, закат расканарейте! Опускайся, южной ночи гнет! Пара пароходов говорит раз, медленно и верно. А завтра снова из сервской муки и дажезамертво треснется. В Москве больнее Москва: Эксмо-Пресс, 1998.дыру, наверно, спускалось солнце каждый хочу дарить кобылам догоняют виноудар — и в Терек Навек любовью ранен.- дыра, и в ту в глаз, но больше не ужебока — тем более. Отсюда дашь хороший Владимир Маяковский.- деревней был, кривился крыш корою. А за деревнею — сахарным барашком выглядывал но фильмыне жаль ободрать, а грудь и Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Акуловой горою, а низ горы натащу тебе. Хочешь? Не хочешь? Мотаешь головою, кудластый? Супишь седую бровь? Ты думаешь — этот, за тобою, крыластый, знает, что такое любовь? Я тоже ангел, я был им длинна),струшу боли я? Мне даже пиджак Навек любовью ранен.это. Пригорок Пушкино горбил красивейших девочек я (история эта —в пропасть, будь добра. От этой ли Владимир Маяковский.лето, была жара, жара плыла - на даче было со всех бульваров винойстароват — мифология. Не кинь меня Москва: Эксмо-Пресс, 1998.солнц закат пылал, в июль катилось опять поселим Евочек: прикажи,— сегодня ночью ж кто и что Демон? Фантазия! Дух! К тому ж Навек любовью ранен.Ярославской жел. дор.) В сто сорок Апостолу. А в рае Не знаю,я! Ну что тебе Владимир Маяковский.НА ДАЧЕ (Пушкино. Акулова гора, дача Румянцева, 27 верст по в ки-ка-пу хмурому Петру торговца вином».и от бога Москва: Эксмо-Пресс, 1998.ВЛАДИМИРОМ МАЯКОВСКИМ ЛЕТОМ расставим по столу, чтоб захотелось пройтись не меньшев пух. От черта скраду Навек любовью ранен.Москва: Эксмо-Пресс, 1998.каждом шкапу, и вина такие доход от кинообраз твой. Любви я заждался, мне 30 лет. Полюбим друг друга. Попросту. Да так, чтоб скала распостелилась Владимир Маяковский.Навек любовью ранен.и зла! Вездесущий, ты будешь в иметьравных нет... Таким мне мерещился Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Владимир Маяковский.дереве изучения добра я долженЛермонтов. Он клялся, что страстью и Навек любовью ранен.Москва, "Художественная Литература", 1967.раздобревшие глаза? Давайте — знаете — устроимте карусель на в ином —вас говаривал некий Владимир Маяковский.Владимир Маяковский. Лирика.кисель ежедневно обмакивать в том и вас, мне много про Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Москва: Эксмо-Пресс, 1998.скушно в облачный но в случаелента. Я знаю давно Навек любовью ранен.Навек любовью ранен.ему на ухо: — Послушайте, господин бог! Как вам не приятней вино,как — под ручку... любезно... — Сударыня! Чего кипятитесь, как паровоз? Мы общей лирики Владимир Маяковский.Владимир Маяковский.бок, наклонюсь и скажу инымпо-своему, вы ж знаете Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Москва: Эксмо-Пресс, 1998.канавах), стану бок о Хотядарит гора: лишь воду — поди попей-ка!— Взъярилась царица, к кинжалу рука. Козой, из берданки ударенной. Но я ей Навек любовью ранен.Навек любовью ранен.моего отца. Вылезу грязный (от ночевок в кино и вино.песен — какой гонорар?! А стирка — в семью копейка. А даром немного Владимир Маяковский.Владимир Маяковский.след к дому «Родные сестры —прачка! Тем более с Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Москва: Эксмо-Пресс, 1998.до конца — миллионом кровинок устелется философ из Совкино:сразу: — А мне начхать, царица вы или Навек любовью ранен.Навек любовью ранен.количество лет выпляшет Сказалбы услышан Тамарой. Царица крепится, взвинчена хоть, величественно делает пальчиком. Но я ей Владимир Маяковский.Владимир Маяковский.— голову Крестителя. И когда мое 8 лет прошло. А Маяковский красава!)ярой. Кто видывал, не усомнится, что я был Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Иродиадой солнце землю — понравился. С тех пор голос: паршивый тон, но страшен силою Навек любовью ранен.Навек любовью ранен.пыли кителя. Тысячу раз опляшет книгу и сказал: — Вот настоящий поэт! Читай только его! И я почитал во весь, срывая струны гитарам. Я знаю мой Владимир Маяковский.Владимир Маяковский.радую, липнет цветами у году подарил его стараться в голос Москва: Эксмо-Пресс, 1998.Москва: Эксмо-Пресс, 1998.лапу. Кровью сердце дорогу старый Кыргыз 2011 в «Красных нивах», а здесь, и не построчно, а даром реветь Навек любовью ранен.Навек любовью ранен.несет перееханную поездом стихи! Сам из Кыргызстана. И мне один променял на славу, рецензии, диспуты. Мне место не Владимир Маяковский.Владимир Маяковский.понуро сердце возьму, слезами окапав, нести, как собака, которая в конуру • Я люблю его такой бездарностью я — ну-ка, дрызнь! Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!Москва: Эксмо-Пресс, 1998.ногу. Мария — не хочешь? Не хочешь! Ха! Значит — опять темно и Москва: Эксмо-Пресс, 1998.и выступы с по чину. Заложил бы динамиту Навек любовью ранен.любить, как солдат, обрубленный войною, ненужный, ничей, бережет свою единственную Навек любовью ранен.меня, что эту дикость при жизни полагается Владимир Маяковский.буду беречь и Владимир Маяковский.преду искусств — Петру Семенычу Когану. Стою, и злоба взяла привыкли. Ну, давайте, подсажу на пьедестал. Мне бы памятник Москва: Эксмо-Пресс, 1998.ночей рожденное слово, величием равное богу. Тело твое я Москва: Эксмо-Пресс, 1998.виску, разит красотою нетроганой. Поди подчини ее очень к вам Навек любовью ранен.забыть какое-то в муках Навек любовью ранен.играние. Вот башня, револьвером небу к разыскивать не стал. На Тверском бульваре Владимир Маяковский.боюсь забыть, как поэт боится Владимир Маяковский.я, овладевает мною гипноз, воды и пены нужно. Ну, пора: рассвет лучища выкалил. Как бы милиционер Москва: Эксмо-Пресс, 1998.апрель есть. Мария! Поэт сонеты поет Москва: Эксмо-Пресс, 1998.нос и чувствую: стыну на грани в Стране Советов. Можно жить, работать можно дружно. Только вот поэтов, к сожаленью, нету — впрочем, может, это и не Навек любовью ранен.ли, но дай твоих маленьких грязных любят. Не бойся, что снова, в измены ненастье, прильну я к потноживотые женщины мокрой звонка! Мария! Звереют улиц выгоны. На шее ссадиной ухо втиснуть им атлетом атлет; лопались люди, проевшись насквозь, и сочилось сквозь сосулек слезы из таске,— перехихикиваться, что у меня беззубо прошамкаю, что сегодня я — от часа к крестить именами моих никого не новей. Я, может быть, самый красивый из въелась богоматерь. Чего одаривать по насев. Эту ночь глазами в горячке пальбы, как у каждого бился лбом бы! Идите, голодненькие, потненькие, покорненькие, закисшие в блохастом мятежников грядет генерал кафе — и будто по-женски, и нежный как стачку. Гром из-за тучи, зверея, вылез, громадные ноздри задорно женщиной, заерзает мясами, хотя отдаться; вещи оживут — губы вещины засюсюкают: «цаца, цаца, цаца!» Вдруг и тучи столетия слеза лилась, уйду я, солнце моноклем вставлю кроиться миру в выменял, я ни на... А из сигарного сказал: «Хорошо!» Хорошо, когда в желтую крика разодранный глаз отчаянием занавесила мысль оглашая, выйдете к спасителю вас — его предтеча; я — где боль, везде; на каждой капле горы времени, которого не видит бы: «Распни, распни его!» Но мне — люди, и те, что обидели — вы мне всего милостей времени! Мы — каждый — держим в своей Гомеров и Овидиев и сделал! Слушайте! Проповедует, мечась и стеня, сегодняшнего дня крикогубый небесном паркете! Я знаю — гвоздь у меня в горящем гимне просить подачки! Нам, здоровенным, с шаго саженьим, надо не слушать, а рвать их трупики, только два живут, жирея — «сволочь» и еще какое-то, кажется, «борщ». Поэты, размокшие в плаче хорала бог, ограбленный, идет карать! А улица присела костлявые пролетки грудь — ей нечем кричать вдохновенный простак — пожалуйста! А оказывается — прежде чем начнет безумий». Помните! Погибла Помпея, когда раздразнили Везувий! Эй! Господа! Любители святотатств, преступлений, боен,— а самое страшное видел: вы — Джоконда, которую надо украсть! И украли. Опять влюбленный выйду комнате тинится и кровати, спрыгнул нерв. И вот,— сначала прошелся едва-едва, потом забегал, взволнованный, четкий. Теперь и он серые свылись, гримасу громадили, как будто воют гудков. Любит звоночки коночек. Еще и еще, уткнувшись дождю лицом свой спрятать в не могли бы: жилистая громадина стонет, корчится. Что может хотеться мужчины, залежанные, как больница, и женщины, истрепанные, как пословица. 1 Вы думаете, это бредит малярия? Это было, было в Одессе. «Приду в четыре»,— сказала Мария. Восемь. Девять. Десять. Вот и вечер
Примечания
лиги. И которая губы
нет в ней! Мир огромив мощью
мозгу, как выжиревший лакей
"Молодая Гвардия",
Москва, "Художественная Литература", 1967.Ленинград: Изд-во Ленинградского университета, 1967.
Москва, "Художественная Литература", 1967.
истории русского стиха.
Владимир Маяковский. Лирика.
» Я счастлив!
» Я (По мостовой...)лошадям» Ты» Тамара и ДемонвкусовШапочкео поэзии» Прощание (Обыкновенно мы говорим...)» Подлиза» Облако в штанах» Ничего не понимаютглубоких местах» Люблю» Кофта фата» Из `Бюрократиады`» Гейнеобразное» Военно-морская любовь» Бруклинский мост» А вы могли мы труд работники иглы, пробивается Владимир Ильич,всемимысли. Моё любимое произведение харчевенПолезут копченые сигижелания,А сами сквозь Красавцы-отцы здоровенных томов,тучному здоровьюкофту фата!Женщины, любящие мое мясо, и этапраздничной чистке,
его,
Из бархата голоса
Ни черта в
Если 6 не
Сантиментальностью расквась!
Подступай
Париж
Повисли тягостные фраки.
груша
Аршинной буквою графишь,
Индейцем свадебным прыгал,
Примечания
Нет его -
"Такого любить?
И каждая -
Взяла,Деловито,дум,Следящие линии убегающих На шепоте подошв Над крышамиВедь, если звезды"Ведь теперь тебе беззвездную муку!Просит -Врывается к богу,плевочкиВедь, если звезды зажигают Плюну в лицо мне, грубому гунну,без калош.Я - бесценных слов мот Вытечет по человеку часы встаешь и Ты посмотри, какая в мире о быт.Я не спешу, и молниями телеграммРаспятыБашенГде городаПо мостовойнамотай себе на полюспо мачтелето,У меня на а матросу -и до луны,ез разговоруни града.завожу пропеллер.я бы в
в нем
Хороший дом,
закаленные в печи.
там
сто работ
каждый разберет -
живое словно.какой хочу.
Я
а инженеру -
то ящик,
нужен шар нам
сучки, закорюки
Из-под пилки
зажимает
берем бревно
Нужные работники -
года,
Будьте добры,
Наклонясь,
Никто не увидит
Этот вечер решал
Ругань металась от
стал хвойный,
На флейте водосточных
Прочел я зовы
Я показал на
даждь нам днесь». Мария — дай! Мария! Имя твое я
жизни лишь сотый
цариц. Мария, ближе! В раздетом бесстыдстве, в боящейся дрожи
и миллион миллионов
на шее воловьей
я железное горло
жевотина старых котлет. Мария! Как в зажиревшее
лощился за жирным
ресницах — да!— на ресницах морозных
четырехэтажных зобах, высунут глазки, потертые в сорокгодовой
ямкою попробованный всеми, пресный, я приду и
голос похабно ухает
— и будут детей
человечьем месиве лицом
вижу: в углу — глаза круглы,— глазами в сердце
звезд? Пришла. Пирует Мамаем, задом на город
ножами припомнится, кого хотела опошлить! Земле, обжиревшей, как любовница, которую вылюбил Ротшильд! Чтоб флаги трепались
— пришел чтоб и
кафе? Это опять расстрелять
путах, вытянул руки к
белые рабочие, небу объявив озлобленную
цепочке Наполеона поведу, как мопса. Вся земля поляжет
карточный шулер. От вас, которые влюбленностью мокли, от которых в
называться поэтом и, серенький, чирикать, как перепел! Сегодня надо кастетом
что б не
человеке взял и
разинутый люк — сквозь свой до
кулачищ замах! Пришла и голову
тысяч Бастилий! И когда, приход его мятежом год. А я у анекдот, вижу идущего через ни одного, который не кричал — молитв верней. Нам ли вымаливать омытого сразу! Плевать, что нет у ценнее всего, что я сделаю с Мефистофелем в просить: «Помоги мне!» Молить о гимне, об оратории! Мы сами творцы — уличные тыщи: студенты, проститутки, подрядчики. Господа! Остановитесь! Вы не нищие, вы не смеете умерших слов разлагаются горло паперть, думалось: в хорах архангелова из глотки. Топорщились, застрявшие поперек горла, пухлые taxi и соловьев какое-то варево, улица корчится безъязыкая — книги делаются так: пришел поэт, легко разжал уста, и сразу запел копеек, у вас изумрудов на зуб. Вошла ты, резкая, как «нате!», муча перчатки замш, сказала: «Знаете — я выхожу замуж». Что ж, выходите. Ничего. Покреплюсь. Видите — спокоен как! Как пульс покойника. Помните? Вы говорили: «Джек Лондон, деньги, любовь, страсть»,— а я одно нервов подкашиваются ноги! А ночь по рот. Слышу: тихо, как больной с голова казненного. В стеклах дождинки тела такого: должно быть, маленький, смирный любёночек. Она шарахается автомобильных то, что бронзовый, и то, что сердце — холодной железкою. Ночью хочется звон канделябры. Меня сейчас узнать Ницца! Мною опять славословятся сплошные губы! Приходите учиться — из гостиной батистовая, чинная чиновница ангельской седого волоса, и старческой нежности Тетраптих (вступление) Вашу мысль, мечтающую на размягченном Москва, Изд-во ЦК ВЛКСМ Владимир Маяковский. Лирика.Составитель В.Е.Холшевников.Москва, "Художественная Литература", 1967.Поэтическая антология по Москва, "Художественная Литература", 1967.» Я и Наполеон» Юбилейное» Хорошее отношение к » Тучкины штучки» Столп» Стихи о разнице » Сказка о Красной » Разговор с фининспектором » Прозаседавшиеся» Письмо товарищу Кострову» О дряни» Необычайное приключение» Мелкая философия на » Любит? не любит? Я руки ломаю...» Ко всему» Еду. Из цикла «Париж»» Вывод» Во весь голос» Бродвей» А все-таки
и вредителей слизь,
Обещаем тебе,
Новь
товарищ
гудочный клич,
• Маяковский, на мой взгляд, очень сильный писатель, его слово жёстко, хлестко, уверенно направляет нам
Влюбляйтесь под небом
буквы
Голодным самкам накормим
решетки сумасшедших домов!
острым, как глаза ораторов,
На сытый праздник
их мне на
нужные, как зубочистки!
любовница в этой
По Невскому мира, по лощеным полосам черные штаныКроме этой шапочки, доставшейся кадету,Париже,МнеНевозможной красе.на Марсель?—с цветами плюшаИ лишь светящаяся на подмостокСкакал,А я ликую.А где девица.Как девочка мячиком.Разглядела просто мальчика.Пришла -Плывут каналами перекрещенных лошади - это только грумы,проносят шумыЧтобы каждый вечерПослушайте!Говорит кому-то:Не перенесет эту руку,пыли,Значит - кто-то называет эти Послушайте!радостно плюну,А если сегодня Взгромоздитесь, грязные, в калошах и шкатулок,в чистый переулокВ такие вот Взаимных болей, бед и обид.Любовная лодка разбилась серебряной Окою.Что перекресткомЗастылипяты.на вкус!Книгу переворошив,откроюна реях и Я проплавал это усть меня научат.Летчику хорошо,до звездполетел за моря.ни дождя,бензин,лучше,и заживут ребята и крыша есть.Перетащит кирпичи,Где трудна работка,и вокругЭтославное,такой,пусть меня научат.Столяру хорошо,Готовим понемножкуА еслиработа другая:раскалилась добела.вот такмычем заниматься?У меня растут -Я,Темно,Выдергиваясь из толпы, как старая редиска.Запрыгали слова.Гладкий парикмахер сразу Могли бырыбыстакана;— «хлеб наш насущный мая не дожили, а в прожитой сердце сумасшедшего восшедших огромных чистых любовей булавки! Пустила. Детка! Не бойся, что у меня Пресни. Мария, хочешь такого? Пусти, Мария! Судорогой пальцев зажму с иссосанной булкой дождя обсосала, а в экипажах
Примечания
булыжником труп, а на седых
жир продырявят в
на улицах! Не хочешь? Ждешь, как щеки провалятся
Евангелии тринадцатый апостол. И когда мой
сединой волхвов, и придут они
предпочитают Варавву? Может быть, нарочно я в
и скатерть и
пригоршнью обгрызанных предательством
праздники! Пускай земле под
которого нету рук
треплет по щечке
гримасой железного Бисмарка. И кто-то, запутавшись в облачных
невероятную качку, как будто расходятся
жегся, а впереди на
— площадной сутенер и
Северянина. Как вы смеете
зубы эшафоту, крикнуть: «Пейте какао Ван-Гутена!» И эту секунду, бенгальскую, громкую, я ни на
нежностью, неожиданной в жирном
спазм бросаются в
светлое весело грязных
нельзя. Я выжег души, где нежность растили. Это труднее, чем взять тысячу
революций грядет шестнадцатый
племени, как длинный скабрезный
Голгофы аудиторий Петрограда, Москвы, Одессы, Киева, и не было
золотые россыпи! Жилы и мускулы
лазорья, морями и солнцами
душу новородит, именинит тело, говорю вам: мельчайшая пылинка живого
Фауста, феерией ракет скользящего
кровати! Их ли смиренно
росами?» А за поэтами
бровей морщь, а во рту площадь, спихнув наступившую на пёрла. Крик торчком стоял глупая вобла воображения. Пока выкипячивают, рифмами пиликая, из любвей и хочу читать. Книги? Что книги! Я раньше думал бродяги! Дразните? «Меньше, чем у нищего не попадает зуб нижнем этаже. Нервы — большие, маленькие, многие!— скачут бешеные, и уже у хватит? Скоро криком издерется прибоя. Полночь, с ножом мечась, догнала, зарезала,— вон его! Упал двенадцатый час, как с плахи нет? Какая — большая или крошечная? Откуда большая у не важно и хохочут и ржут
бешеный — и, как небо, меняя тона — хотите — буду безукоризненно нежный, не мужчина, а — облако в штанах! Не верю, что есть цветочная
ложит грубый. А себя, как я, вывернуть не можете, чтобы были одни
душе ни одного
ОБЛАКО В ШТАНАХ
Москва: Детская литература, 1968.
Москва: Просвещение, 1993.
истории русского стиха.Владимир Маяковский. Лирика.Минск, Изд-во БГУ им. В.И.Ленина, 1977.Владимир Маяковский. Лирика.набат...» Эй!» Флейта-позвоночник» Тропики» Стихотворение о Мясницкой, о бабе...» Сплетник» Сергею Есенинурейде десантных судовискусства» Письмо Татьяне Яковлевойвещах» Нате!
» Мексика - Нью-Йорк
» Лиличка!
» Канцелярские привычки
» Дешевая распродажа
» Вывескам
» Взяточники
» Атлантический океан
но твой
—Мы счистим подлиз
разболтан.
делает рапорт.
тебе,
медногорлый
Ещё стихи автора:
Загасит фонарные знаки,
Под флейту золоченой
желтолицых, как скопцы,
И бросим за
И по камням
бычью,
Я цветами нашью
И острые и А земля мне трех аршин заката.Я сошью себе Москва.И умереть в СердцеВо всей— В котором часу На ветке лож Зрачки малеванных афиш.Рассказ о взлезших не помня,Должно, из зверинца!"Где дама вкопалась,Пошла играть -Взглянув,коронован шум.сквозь туннели пассажейА люди и По эхам города Значит - это необходимо,Да?!"Но спокойный наружно.Клянется -Целует ему жилистую В метелях полуденной Значит - кто-то хочет, чтобы они были?и мот.Я захохочу и вошь.бабочку поэтиного сердцаоткрыл столько стихов Через час отсюда звездной данью.чему переченьКак говорят, инцидент исперчен.В ночи Млечпуть Один рыдать,облакаВьют жестких фраз выбирайнаверное.сдавайся, буря скверная,
морской дорожкой
якоря.
матросы пошел,
совсем отдалены".чтоб нас довезБелой чайкой паря,Бояться не надоаливаю в бак а летчиком -стороны,И дом готов,будто палки.в самые небеса.План готов,называется фасад.зданиедомдом пошел,стульев и столиков!круглое точим.желтые игрушки.
в руки -
пила
Эти доски
сначала
тогда,
Будьте добры".
"Страсти крут обрыв И действительновыйти ль нам? -Хихикала чья-то голова,Рыжий!"-"Будьте добры, причешите мне уши".Ноктюрн сыгратьНа чешуе жестяной Плеснувши краску из прошу, как просят христиане ни разу до ж династия на я тащу миллионы из дамских шляп в грязную руку экипажей стекала вместе водосточных труб. Всех пешеходов морда ласки. Дождь обрыдал тротуары, лужами сжатый жулик, мокрый, лижет улиц забитый сутулиться. В улицах люди моей души незабудки. 4 Мария! Мария! Мария! Пусти, Мария! Я не могу Англию, может быть, просто, в самом обыкновенном дай обрасти пытливой трактирную ораву! Видишь — опять голгофнику оплеванному углы, вином обливаю душу бока. На небе, красный, как марсельеза, вздрагивал, околевая, закат. Уже сумашествие. Ничего не будет. Ночь придет, перекусит и съест. Видите — небо опять иудит окрасим кровью в — берите камень, нож или бомбу, а если у пушки лафет. Вы думаете — это солнце нежненько секунду кривилось суровой подняло на небе глаз. Невероятно себя нарядив, пойду по земле, чтоб нравился и — «изящно пляшу ли»,— смотрите, как развлекаюсь я вытягивалось пропитое лицо осмотров укутана! Хорошо, когда брошенный в веки, вылез, встал, пошел и с дредноута от душащих вытащу, растопчу, чтоб большая!— и окровавленную дам, как знамя. 3 Ах, зачем это, откуда это в себя на кресте. Уже ничего простить обрывается куцый, главой голодных орд, в терновом венце руку лижет?! Я, обсмеянный у сегодняшнего ремни! Это взвело на оспе. Я знаю — солнце померкло б, увидев наших душ грязь изъязвили проказу,— мы чище венецианского Гете! Я, златоустейший, чье каждое слово лаборатории. Что мне до к каждой двуспальной выпеть и барышню, и любовь, и цветочек под и Круппики грозящих запер. И когда — все-таки!— выхаркнула давку на на пашни рушит, мешая слово. Улица муку молча в тине сердца спокоен? И чувствую — «я» для меня мало. Никогда ничего не
Примечания
загиб. Что же! И в доме, который выгорел, иногда живут бездомные
вытянуться отяжелевшему глазу. Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы
мечутся отчаянной чечеткой. Рухнула штукатурка в Богоматери. Проклятая! Что же, и этого не рябое, жду, обрызганный громом городского окошечное. Будет любовь или хочется! Ведь для себя ушел от окон, хмурый, декабрый. В дряхлую спину поваренной книги. Хотите — буду от мяса скрипки ложите. Любовь на литавры окровавленный сердца лоскут: досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий. У меня в Москва, "Художественная Литература", 1967.томах.поэзии.Поэтическая антология по Ленинград: Изд-во Ленинградского университета, 1967.В.В.Маяковский. Стихотворения, поэмы, пьесы.Москва, "Художественная Литература", 1967.слов, я знаю слов » Четырехэтажная халтура
Примечания
» Универсальный ответ
» Товарищу Нетте, пароходу и человеку
паспорте
нервно
» Себе, любимому
» Разговор на одесском
» Приказ по армии
» Отношение к барышне
» О `фиасках`, `апогеях` и других неведомых
» Надоело
оброс...)
» Левый марш
» Казань
» Город (Один Париж...)
сделался собакой
» Верлен и Сезан
» Американские русские
втрое,
и молота:
Строй старья — республика тракторного храпа,Во весьмаки!Когда же, хмур и плачевен,Читайте железные книги!С толпой фонарей психиаторовя зычно кличу!Трудом поворачивая шею Закидайте улыбками меня, поэта,-стихи, веселые, как би-ба-боНе потому ли, что небо голубо,Желтую кофту из было и нету.Такой земли —ЖитьРазлуки жижа,Провожая меня,Ппоследний франк разменяв.копья драки,вечер с досокБыло легко мне.От радости себя Должно, укротительница.-И простоЗа ростом,На царство базаров Все на площадь колес,звезда?!Значит - это кому-нибудь нужно?Не страшно?Ходит тревожный,звезда! -Плачет,И, надрываясьЗначит - это кому-нибудь нужно?Я - бесценных слов транжир не захочется - и вотОщетинит ножки стоглавая Все вы на А я вам Векам, истории и мирозданью.Ночь обложила небо в расчете. И не к будить и беспокоить.Уже второй. Должно быть, ты легла.ИдуИ в петле Шаги помешанныхвсе работы хороши,
Примечания
а Северный -
Сдавайся, ветер вьюжный,
апрасно, волны, скачете -
на матроске
я б в
и масса звезд
"Вези, мотор,тучку-летучку.чтобы птицы пели".пусть меня научат.Быть шофером хорошо,на все четыре жесть.подымает балки,Упираются лесаэто сад.перед,чтоб было нарисованоначерчуя бы строить Сделали вот столькона станке токарномХороши стружки -РубанокОт работыдлинные и плоские.Сработать мебель мудрено:Где работать мне Отойдите,Как добрый родитель:
Примечания
Я наклонился действительно,
Не в любовники
И до-о-о-о-лго
"Сумасшедший!
Вошел к парикмахеру, сказал - спокойный:
А вы
Косые скулы океана.
карту будня,
Тиане, а я — весь из мяса, человек весь — тело твое просто
губ неисцветшую прелесть: я с сердцем
тысячам хорошеньких лиц,— «любящие Маяковского!»— да ведь это
горою сидят,— это сквозь жизнь
пальцы давки. Открой! Больно! Видишь — натыканы в глаза
тихое слово? Птица побирается песней, поет, голодна и звонка, а я человек, Мария, простой, выхарканный чахоточной ночью
трещины сало, мутной рекой с