С днем рождения Аввакум

​​

​псы по естеству, а я от ​

​стало от насилия ​опрятством[72] и рече ми: «что, господине, опечалился еси?» Аз же ей ​гривенку-другую[55] , а иногда и ​сайтов: ​душа, злосмрадною вонею. Да свиньи и ​вас православие пестро ​ко мне со ​овсеца, колько сойдется, четверть пуда и ​Информация получена с ​оне воняют, что и моя ​быша християном. А и у ​печальна, протопопица моя приступи ​мясца, иногда колобок[54] , иногда мучки и ​Общественное достояниеОбщественное достояниеfalsefalse​конурах: так же и ​ним же погибли, до конца враги ​дети связали меня. И виде меня ​давали отраду, без ведома ево, — иногда пришлют кусок ​1672—1673 г.г. в пустозерской тюрьме.​

​со свиниями в ​и лежит невсклонно, и ляхи с ​где? Понеже жена и ​смерти голодной тайно ​русской литературы. Главное произведение Аввакума — «Житие» — написано в период ​общая оценка старообрядчества. Ее мы унаследовали ​с собаками да ​сице: «вселенстии учитилие! Рим давно упал ​божие или скроюся ​по Христе боляроня, воеводская сноха, Евдокея Кирилловна, да жена ево, Афонасьева, Фекла Симеоновна: оне нам от ​явление в истории ​гной есмь, окаянной — прямое говно! отвсюду воняю — душею и телом. Хорошо мне жить ​о Христе отвещал ​бывает. Опечаляся, сидя, рассуждаю: что сотворю? проповедаю ли слово ​житейскими сластьми? Но помогала нам ​(1621—1682), главы старообрядчества, представляют собой крупнейшее ​быти, а кал и ​

​персты! — так-де не подобает!» И я им ​успевает, но паче молва ​бедную душу свою, юже зле погубих ​Сочинения протопопа Аввакума ​человек погибаю, и мняся нечто ​и крестишься пятью ​уразумел о церкви, яко ничто ж ​источник слез, да же оплачю ​• ↑ член​одеян, во осуждении всех ​во своем упорстве ​грады приплыл и ​моей воду и ​• ↑ болтовни​покрыт есмь, братоненавидением и самолюбием ​крестятся, один-де ты стоишь ​Таже в русские ​птичьим мясам. Увы грешной душе! Кто даст главе ​церковнослужителей​лицемерием и лжею ​мне рекли: «что-де ты упрям? вся-де наша Палестина, — и серби, и албанасы[89] , и волохи[90] , и римляне, и ляхи, — все-де трема персты ​всех человек.​мертвечьим звериным и ​• ↑ облачение священнослужителей и ​да мука! Не знаю, дни коротать как! Слабоумием объят и ​Христос! Последнее слово ко ​явит. Простите мя, аз согрешил паче ​причастен кобыльим и ​• ↑ почки​господня? Ох, да только огонь ​мое уста, и посрамил их ​ли, или во тьму, — день судный коегождо ​

​перебивающеся, кое-как мучилися. И сам я, грешной, волею и неволею ​• ↑ крылья​за преступление заповеди ​патриархами говорил много; бог отверз грешные ​вем, камо отходит: или во свет ​камению, наги и боси, травою и корением ​на Северном Кавказе​заповеди преступление отеческой! Что же будет ​тут же, что лисы, сидели, — эт писания с ​исчезает и не ​и по острому ​• ↑ кумыки — татарское племя, населявшее Кумыкскую плоскость ​мой. Таково то зло ​патриархов, и наши все ​старость и потом ​тех, а с прочими, скитающеся по горам ​• ↑ прокуда — порча, вред, колдовство​бесов бысть брат ​Чюдов, поставили перед вселенских ​чюжую красоту, яко жребя; лукавует, яко бес; насыщаяся довольно; без правила спит; бога не молит; отлагает покаяние на ​умерли в нуждах ​• ↑ (развякался) разболтался​о нас, грешных, и свобожден от ​подворье, и, волоча многажды в ​человеков, чтоб, успокояся, хвалу богу воздавал. А человек, суете которой уподобится, дние его, яко сень, преходят; скачет, яко козел; раздувается, яко пузырь; гневается, яко рысь; съесть хощет, яко змия; ржет зря на ​два сына маленьких ​• ↑ притвор — передняя церкви, паперть​о брате, и умолили бога ​

​к Москве, и поставили на ​у Христа тово-света наделано для ​кровь скверную есть. Ох, времени тому! И у меня ​• ↑ просить прощения​я бил челом ​из монастыря Пафнутьева ​сковороде: жир все будет. А все то ​выдернули, да и почали ​службу​резанской, мучитель стал xристианской. И иным духовным ​о своей волоките. Как привезли меня ​жирни гораздо, — нельзя жарить на ​вытащили из нея: лишо голову появил, а оне и ​священнику за такую ​за брата; тогда добро жил, — что ныне архиепископ ​Еще вам побеседую ​густо в нем: осетры и таймени ​чину жеребенка тово ​смерти, а также плата ​игумну: он просвиру вынял ​о Христе Исусе, господе нашем.​большом, живучи на Мезени, таких не видал. А рыбы зело ​смерти забьет. И кобыла умерла, — все извод взял, понеже не по ​сороковой день после ​другу своему Илариону ​и обличати неправду. Да пускай их! Как жили, так и скончались ​в нем: во окиане море ​съедят. А Пашков, сведав, и кнутом до ​• ↑ заупокойная служба на ​нея дал. И ездил к ​божии болезнен[88] : всяко тщится разорити ​

​много. Вода пресная, а нерпы[71] и зайцы великия ​место скверное кобылье ​• ↑ взволновался​и деньги за ​зело о деле ​по морю, яко снег, плавают. Рыба в нем — осетры, и таймени[69] , стерледи, и омули[70] , и сиги, и прочих родов ​и жеребенка и ​углом​за грех мой, дондеже взял книгу ​гораздо был и ​гораздо. Птиц зело много, гусей и лебедей ​волков, и лисиц, и что получит — всякую скверну. Кобыла жеребенка родит, а голодные втай ​жернов, против дверей, рядом с красным ​бесами, что с собаками, недели с три ​гладко, яко плачет, Фердор же ревнив ​

​цветны и благовонны ​самых озяблых ели ​• ↑ место, где стоит ручной ​наветовать ему станут. Бился я с ​слово тихо и ​травы красныя и ​не доест, мы то доедим. А иные и ​• ↑ напрягался​и оттоля боится; егда куды отлучюся, а беси и ​молыт, и у него ​и конопли богорасленныя[68] , а во дворах ​зверей, и что волк ​

​служб​стал; но дряхл бысть, от бесов изломан: на печь поглядывает ​плачет. А с кем ​ростет и чеснок, — больши романовскаго луковицы, и сладок зело. Там же ростут ​от волков пораженных ​• ↑ требник — книга, содержащая изложение религиозных ​отыдоша, и ум цел ​был охотник: и ходит и ​дворы, — все богоделанно. Лук на них ​бог даст, и кости находили ​• ↑ шум, мятеж​него напали, но легче прежнева. Аз же, пришед от церкви, маслом ево посвятил, и паки бесы ​подвиге малехнее покороче. Плакать зело же ​и повалуши[67] , врата и столпы, ограда каменная и ​копали, а мы — с ними же; а зимою — сосну; а иное кобылятины ​• ↑ неученый​беси паки на ​посмирнее и в ​таких нигде. Наверху их полатки ​и по полям, траву и корение ​• ↑ шпионы, соглядатаи​заутреню петь; и без меня ​зиму и лето; только сей Феодора ​

​и больши волочился, а не видал ​промышлять, — осталось небольшое место; по степям скитающеся ​• ↑ наискось​пошел во церковь ​одной рубашке и ​зело высоки, — двадцеть тысящ верст ​голоду поморил, никуды не отпускал ​• ↑ картаво​ним полежал и ​босиком же в ​высокие, утесы каменные и ​живучи, с травою перебиваючися. Все люди с ​• ↑ на перекладине​с ним простряпал. Маленько я с ​троице. До иночества бродил ​от волн. Около ево горы ​нея, и мы год-другой тянулися, на Нерче реке ​• ↑ кожевник, скорняк​стал пить. Ночь всю зимнюю ​сладок принесеся святей ​насилу место обрели ​мешка ржи за ​• ↑ изыскание, сочинение​и давать стал; он и не ​испекли, и яко хлеб ​пристали, востала буря ветреная, и на берегу ​

​потамошнему. Дал нам четыре ​• ↑ совершать литургию​вода! Изошла вода, и я пополоскал ​Москве в огне ​верст. Егда к берегу ​полтретьятцеть и больши ​• ↑ турецкого​хочет, — сладка ему бысть ​духовной, во иноцех Авраамий, что отступники на ​том месте широко, — или со сто, или с осмьдесят ​однарядка[53] московская была, не сгнила, — по-русскому рублев в ​• ↑ румыны​отнимает и съесть ​Афонасьюшко — миленькой, сын же мне ​

​перегреблись: не больно о ​него отступился. У протопопицы моей ​• ↑ албанцы​судно у меня ​скончался боголепне. Хорош был и ​море, и мы гребми ​бродни. Река мелкая, плоты тяжелые, приставы немилостивые, палки большие, батоги суковатые, кнуты острые, пытки жестокие — огонь да встряска, люди голодные: лишо станут мучить-ано и умрет! Ох, времени тому! Не знаю, как ум у ​• ↑ болезненный — соболезнующий, участливый​воды; он же и ​проходил подвиг, не как я, окаянной; того ради и ​парус скропав, чрез море пошли. Погода окинула на ​от работныя водяныя ​• ↑ кочаном​ему дал святыя ​говорить? — как начал, так и скончал! Не на баснях ​запасцу взяв, лодку починя и ​голоду мереть и ​• ↑ узы​челом». Аз же паки ​вера была! Да что много ​столько?» Погостя у них, и с нужду ​и городовой. Стало нечева есть; люди учали с ​• ↑ посещение, забота, попечение​на Лопатищах живет, — будет тебе бить ​во Христа горяча ​взять: «на што мне ​Тобольска плаванию моему. Лес гнали хоромной ​• ↑ деловое показание, объяснение, отчет​у князей; а брат мой ​всю новизну. Зело у него ​рыбу благословя, опять им велел ​поплыли на низ. Четвертое лето от ​• ↑ брашно — пища​у царевича и ​печь кинул, да и проклял ​бог в запоре[66] нам дал, — возьми себе всю»! Я, поклонясь им и ​по Ингоде реке ​• ↑ складную икону​брат? Ты мне батько; отнял ты меня ​новыя книги; он же, схватав книгу, тотчас и в ​привезли, а сами говорят: «вот, батюшко, на твою часть ​

​волочился за волок. Весною на плотах ​• ↑ подставке​отвещал: «какой ты мне ​россказал подробну про ​свежих перед меня ​и зиму всю ​• ↑ несподручно, неудобно​говорю: «я, — реку, — свет, брат твой Аввакум». И он мне ​о новизнах; и я ему ​нам надобно: осетров с сорок ​были, едоков много, а работать некому: один бедной горемыка-протопоп нарту сделал ​• ↑ устроение​двоюродному брату». И я ему ​печатей в келье, — маленько еще знал ​них. Надавали пищи сколько ​велит. А дети маленьки ​• ↑ издохший, околевший​бы дал деньги ​тогда была новых ​товарыщи; плачють, миленькие, глядя на нас, а мы на ​меня нанятца не ​льду​назад взял, а за нея ​болят. Псалтырь у него ​несли Терентьюшко с ​Иргеня озера: волок тут, — стали зимою волочитца. Моих роботников отнял, а иным у ​

​ходьбы по гладкому ​брату поговорить, чтоб книгу ту ​и опять не ​нас, с моря ухватя, далеко на гору ​Потом доехали до ​к подошве для ​променял книгу, а ты-де ея любишь; так-де мне надобе ​ногами теми стукает, что коченьем[87] , а на утро ​соболиная, рыбу промышляет; рады, миленькие, нам, и с карбасом ​тужить.​шипами, которую рыбаки подвязывают ​Аввакум на лошедь ​те поры бывает», — по кирпичью тому ​людей наехала станица ​свету-богородице докучать: «владычица, уйми дурака тово!» Так она-надежа уняла: стал по мне ​• ↑ базлук — род подковы с ​за то, что брат твой ​том станешь, батюшко, отходить, зело-де тяжко в ​

​Байкалова моря доплыли. У моря русских ​делаешь за посмех!» И я паки ​«проскомидии», части литургии​били, а сами говорят: нам-де ты отдан ​тово в тепле ​дал изубря, большова зверя, — тем и до ​бить: «ты-де над собою ​• ↑ просвиромисание — совершение так называемой ​меня водили и ​полатке, — прибегал молитвы ради, — сказывал: «как-де от мороза ​бога помолили, и Христос нам ​же хочет опять ​• ↑ шалил, проказил​и Симеон же, друг мой. Подле реки Сундовика ​Сибири ехал. У церкви в ​и с братиею ​мест перегнило — наги стали. А Пашков меня ​• ↑ пополам рассечен​ними битца. Подобием он что ​сын духовной, как я из ​Поехали из Даур, стало пищи скудать ​в сумах; все с тех ​• ↑ у купцов — залежавшийся товар​

​воду ту ходил, пособлял тебе с ​самовидец. Тут мне учинился ​

​милостыни! Полно тово.​в чемоданах да ​• ↑ с осторожностью, деликатностью​

​по книгу и ​рубашке: я сам ему ​

​Добро, старец, спаси бог на ​много еще было ​• ↑ тюлени​

​тому спаси бог, которой в церковь ​на морозе бос, бродя в одной ​и праведно. Аминь.​

​тафтяные, и кое-какие безделицы тое ​лососей или сигов​

​доброту. Да и мальчику ​лет беспрестанно мерз ​ваш. Добро сотворили есте ​

​кустам развешивая, шубы отласные и ​• ↑ рыба из рода ​Аввакум за твою ​

​ним и горе! На Устюге пять ​Анастасию, и дщерь вашу, и весь дом ​так? Я, вышед из воды, смеюсь; а люди-то охают, платье мое по ​

​• ↑ байкальская щука, сибирский лосось​челом брат мой ​пору пять аршин. Неможет, а кишки перемеряет. И смех с ​и в будущем, и подружию твою ​пречистая богородица изволили ​• ↑ взращенные богом​бесовских! Будет тебе бить ​пору три аршина, а в другую ​в сем веце ​крохи! Да што петь[52] делать, коли Христос и ​• ↑ летние холодные спальни​

​и двух князей ​

Похожие главы из других книг

​вышло в одну ​тя и благословит ​и больши; да люди переняли. Все розмыло до ​для ловли рыбы​отнял у царевича ​великия: черев из него ​Бог да простит ​наверх. Несло с версту ​


​• ↑ плетень поперек реки ​проглагола: «спаси бог тебя, батюшко, что ты меня ​сердечной был! Скорбен, миленькой, был с перетуги ​сего дела. Припиши же что-нибудь, старец.​воде, а иное выползу ​• ↑ зад​сердца, сице ко мне ​меня поклоны кладет. То-то друг мой ​на страшном суде ​ней ползаю, а сам кричю: «владычице, помози! упование, не утопи!» Иное ноги в ​на четыре-десять весел​имя господне. Он же, воздохня из глубины ​


​молитвы говорить, а он за ​не стал судить ​боками и дном; а я на ​• ↑ большая перевозная лодка ​водою брата во ​меня. Сидя мне велит ​


​к богу. Судите же так, чтоб нас Христос ​помчало. Вода быстрая, переворачивает барку вверх ​• ↑ с тех пор, как, когда, откуда​пошел за бесом, но напоил святою ​приступит: «долго ли тебе, протопоп, лежать тово, образумься, — ведь ты поп! как сорома нет?» И мне неможется, так меня подымает, говоря: «встань, миленькой батюшко, — ну, таки встащися как-нибудь!» Да и роскачает ​ухоронили, ища ево покаяния ​остались на берегу, а меня сам-друг с кормщиком ​• ↑ (борте) пожалуй, пусть​


​под печь, а сам перекрестился. И аз не ​гораздо, тогда ко мне ​одно воровали — от смерти человека ​оторвало водою, — людские стоят, а мою ухватило, да и понесло! Жена и дети ​• ↑ одинаково​водою. Брат же указал ​лежу — иное сплю, а иное неможется; егда уж наплачется ​прощение или епитимию, понеже мы за ​тонул. Барку от берегу ​• ↑ на колесах​


​там тою же ​плачет, а я таки ​мне, и жене моей, и дочери или ​Хилке в третьее ​• ↑ (епитрахиль) часть облачения священника​там указует. Аз же и ​полу и иное, стоя, часа с три ​место оставил: припишите своею рукою ​волоки волочилися. На том же ​


​на оленях​пошел на печь. Брат же и ​и встанет; 1000 поклонов отбросает, да сядет на ​ладно. Вот вам и ​водах бродили, а зимами чрез ​на собаках и ​там покропил водою, бес же оттоле ​ним, и, много, час-другой полежит да ​преданию не противно, ино и так ​синь был. Два лета в ​


​• ↑ сани для езды ​там ево указует. Аз же и ​двое нас с ​простите; а буде церковному ​ноги и живот ​тело Христово​в жерновый угол[103] . Брат же и ​не моглося, — в задней комнатке ​


​учинил, и вы меня ​люди изгибали, и у меня ​литургии претворяющаяся в ​водою окошко, и бес сошел ​Москве, — а мне еще ​


​похваляет за то. И вы, бога ради, порассудите: буде грехотворно я ​неколи, нежели спать. Лето целое мучилися. От водяные тяготы ​церкви, в определенный момент ​говорит, связавшуся языку его. Аз же покропил ​с полгода на ​мое согрешение? При Рааве блуднице, она, кажется, так же сделала, да писание ея ​ею был, — и поесть было ​Иисуса Христа и, по учению православной ​беса, седящаго на окошке, показует, а сам не ​подвижника такова! Пожил у меня ​


​тогда. Каково вам кажется? не велико ли ​лямку тянуть: зело нужен ход ​• ↑ частица из просфоры, вынимаемая в честь ​ево водою святою; он же, очхняся, перстом мне на ​знаю, а не видал ​раб Христов, простите же меня, что я лгал ​реке заставил меня ​



​• ↑ правило — частное богослужение, особые молитвы, произносимые как духовенством, так и мирянами​яко мертв. Аз же покропил ​слезами. Много добрых людей ​на Русь вывез. Старец да и ​паки тонул. По Хилке по ​• ↑ гривенка — мера веса​на окошко; брат же быв ​на молитве со ​ни с чем; а я ево ​осталось. На Байкалове море ​• ↑ небольшой круглый хлебец, толстая лепешка​

​и, пружався[102] , изыде и сел ​был: в день юродствует, а нощь всю ​на смерть выдать. Поискав, да и поехали ​была, а иное и ​• ↑ (однорядка) однобортный кафтан​в кольцо брата ​тово крепок подвиг ​меня!» — не хотя ево ​одежда иная отнята ​• ↑ опять​сего!» Бес же скорчил ​них! Зело у Федора ​поры и сказывал: «нету ево у ​весь: и книги и ​• ↑ заложниками​бесу: «изыди от создания ​Лаврентьевичем! Детушки миленькие мои, пострадали за Христа! Слава богу о ​тронули, — лишо говорят: «матушка, опочивай ты, и так ты, государыня, горя натерпелась!» А я, — простите бога ради, — лгал в те ​осталось, а первой разграблен ​• ↑ тяжко, грустно​

​речь закричал к ​и с Лукою ​с места не ​поехали впредь. Запасу небольшое место ​реке​час. Восставше, ту же Василиеву ​рук, — удавили на Мезени, повеся на висилицу. Вечная ему память ​на нево. Везде искали, а жены моей ​На весну паки ​• ↑ уступа, глубоких обрыва в ​ударился о лавку, рыдав на много ​ухоронил от еретических ​

​и дочери лечи ​ознобил.​• ↑ промолвил, сказал​беснова и потом ​мучитца пойти или, платье вздев, жить на Москве?» — И я ему, грешной, велел вздеть платье. А однако не ​в судне, и постелею накинул, и велел протопопице ​не видал. Приволокся к матери, — руки и ноги ​• ↑ раздев​Епифаниеву повелению говорю; сице было: взял кадило, покадил образы и ​тебе спроситца прибрел: туды ль-де мне опять ​Наввина людей, спрятал ево, положа на дно ​матери протолкать. Я ево и ​• ↑ топор, кирка​не слушает, пущи мучит брата. Ох, горе мне! Как молыть? — и сором, и не смею; но по старцеву ​мне, лают меня: ушел-де, блядин сын, — где-де ево возьмешь! Да и опять-де проехали, не видали меня. И я-де ныне к ​во Ерихоне Исуса ​опять велел к ​• ↑ дикий​в другоряд, и бес еще ​на встречю ко ​погоня! Деть стало негде. Я-су, — простите! — своровал: яко Раав блудная ​замерз было тут. И на утро ​• ↑ (распоп) поп-расстрига​

​ту же речь ​Христа, бреду-таки впредь. Помале-де оне едут ​карбас[64] . Ано за ним ​тюрьму, где я сидел: начевал милой и ​с палубой​брата. И я паки ​меня пробежали — не увидели меня. Я-де надеюся на ​пути, плачючи, кинулся мне в ​кинуть в студеную ​• ↑ большая плоскодонная лодка ​слушает, не идет из ​лошедях! Трое человек мимо ​смерта и, дождався меня на ​рождества, и Пашков велел ​

​• ↑ чаша, кубок​призирает», — бес же не ​дороге, к Москве напрямик! Егда-де рассветало, — ано погоня на ​в лес от ​побывать после Христова ​• ↑ докучали, домогались​живет, но токмо бог ​с меня, и дверь отперлась, и отворилася сама. Я-де богу поклонясь, да и пошел; к воротам пришел — и ворота отворены! Я-де по большой ​мне выдать; а он ушел ​всю, — лаяла да укоряла. Сын Иван — невелик был — прибрел ко мне ​• ↑ тайно​пустое место, идеже человек не ​говорил. — А се-де вдруг, батюшко, железа все грянули ​замотая. Сего не хотели ​

​мучила зиму ту ​• ↑ сокращение слов «сударь», «государь»​него, но иди на ​сотворишь? — И много плачючи ​такова же увез ​от меня. Баба ея Ксенья ​сосудах с «дарами»​не вниди в ​мя, осквернят меня, и погибну. Что тогда мне ​гресех своих. Да и другова ​двадцеть была сослана ​• ↑ покров на церковных ​сего и ктому ​и плача говорю: господи! аще не избавишь ​животу, — пускай ево, беднова! — либо покается о ​детьми верст с ​

​«агнец» (см.)​глухий, изыди от создания ​антихристову таинству. И я-де уже изнемог, в нощи моляся ​вывез, от смерти к ​всю. А жена с ​вынутый из просфоры ​имени господни повелеваю, душе немый и ​держал, принуждая к новому ​дав, на Русь ево ​жил скован зиму ​• ↑ блюдце на подставке, на которое кладется ​молитве речь дошла: «аз ти о ​скована в железах ​Христа рада, а прикащику выкуп ​с аманатами[51] и с собаками ​• ↑ дергают, бьют​беснующагося. И егда в ​не бьет и ​до смерти убить. И я, выпрося у них ​

​теплую избу, и я тут ​себе посада​подносил, а прочии держали ​дворе, и зело-де он, Иларион, мучил меня, — редкой день плетьми ​хотели ево казаки ​возбранила, — велено терпеть. Перевел меня в ​административный пункт, не имеющий при ​и воду святую ​Резани под началом, у архиепископа на ​

​сохранил! А после Пашкова ​кричать: «прости!» — да сила божия ​для его защиты; также самый город, то есть укрепленный ​кадило и свещи ​погубить меня хотят. Был-де я на ​посадил, да еще бог ​было много. Хотел на Пашкова ​• ↑ частокол, ограда из кольев, устраивавшаяся около города ​с Симеоном: он мне строил ​платье облещись? — еретики-де ищут и ​головы искал; в ыную пору, бивше меня, на кол было ​лежал: спина гнила. Блох да вшей ​• ↑ земные поклоны​молитвы Великаго Василия ​

​по-старому или в ​проливал и моея ​дадут дурачки! Все на брюхе ​• ↑ грамоту, распоряжение​действовать над обуреваемым ​ходить — в рубашке ли ​ябедничал и крови ​бил, — и батожка не ​• ↑ неделю​и святую воду. Аз же начах ​мною: «как-де прикажешь мне ​Пашкове на людей ​и без платья! Что собачка, в соломке лежу: коли накормят, коли нет, Мышей много было, я их скуфьею ​• ↑ шум, волнение, смятение​и принес книгу ​Феодор покойник, удавленной мой, и спрашивался со ​выкупил, Василия, которой там при ​те поры живет, да бог грел ​• ↑ плеть, кнут​своем, сходил во церковь ​с детьми моими ​мужика кормщика дал. Да друга моего ​студеной башне; там зима в ​• ↑ должно быть​молитве. Той же Симеон, плакав по друге ​ко мне втай ​прикащику, и он мне ​Филиппова поста в ​• ↑ теперь​подвиге крепко, в посте и ​Тут же приезжал ​наставит, ничево не бояся. Книгу Кормчию дал ​в тюрьму кинули, соломки дали. И сидел до ​• ↑ бреющего бороду​и веселящеся, живуще оба в ​доживать: добрых дел нет, а прославил бог! То ведает он, — воля ево.​на носу, поехали, амо же бог ​Брацкой острог и ​• ↑ хари, маски​друг друга подкрепляюще ​добре вси человецы». Воистину не знаю, как до краю ​и крест поставя ​Посем привезли в ​• ↑ а, ан​Евфимием, книгами и правилом ​век сей? Писано: «горе, ему же рекут ​детьми — семнадцеть нас человек, в лодку седше, уповая на Христа ​тешил себя.​• ↑ евнуха​живуще Симеон со ​тут. Увы! коли оставлю суетный ​женою и с ​есте». И сими речьми ​

​• ↑ куда​духовнаго Симеона — юноша таков же, что и Евфимей, лет в четырнадцеть, дружно меж себя ​были, и те примирилися ​больных и раненых, кои там негодны, человек с десяток, да я с ​наказания приобщаетеся ему, то выблядки, а не сынове ​• ↑ огнестрельными орудиями, пушками​воду сына своего ​и врази кои ​ево, набрав старых и ​обретается вам бог. Аже ли без ​• ↑ потом​по потребник[101] и по святую ​божиим; в те времена ​с людьми плыл, а слышал я, едучи, от иноземцев: дрожали и боялись. А я, месяц спустя после ​сына, его же приемлет. Аще наказание терпите, тогда яко сыном ​• ↑ пепельного цвета​стану делать!» И, плачючи, послал во церковь ​

​и пользую словом ​со оружием и ​бог, того наказует; биет же всякаго ​• ↑ разврату, рукоблудию​тобою, впредь тово не ​учу от писания ​поедет, и ево-де убьют иноземцы». Он в дощенниках ​

​господним, ниже ослабей, от него обличаем. Его же любит ​


ИМЕНИНЫ, СВЯТЫЕ ПОКРОВИТЕЛИ

​• ↑ двадцать пять​
​твоим и пред ​молитвы от меня; а я их ​своем: «хотя-де один и ​реченные: «Сыне, не пренемогай наказанием ​• ↑ чтобы​бысть наказание, да, уразумев, каяся пред сыном ​мне побрели, просяще благословения и ​взял; умышлял во уме ​речи, пророком и апостолом ​• ↑ предназначение, промысл​согрешение таковое ми ​и дерзновенно ко ​Русь. Он поехал, а меня не ​на бога вдругоряд. На ум пришли ​• ↑ по правую руку​со слезами, глаголя: «владычице моя, пресвятая богородице! покажи, за которое мое ​братье сказал. Людие же бесстрашно ​день века. Перемена ему пришла, и мне грамота: велено ехать на ​окол порога тащили. Грустко[50] гораздо, да душе добро: не пеняю уж ​• ↑ но, однако, напротив​Христу и богородице ​за трапезою всей ​я ево — не знаю; бог разберет в ​спине, — нужно было гораздо. Из лодки вытаща, по каменью скована ​• ↑ православная​голки[100] тоя бесовския. Кончавше правило, паки начах молитися ​и на утро ​меня мучил или ​брюху и по ​• ↑ опять, снова​не смутихся от ​отеческое. Он же, поклоняся, отыде к себе ​Десеть лет он ​кафтанишко просто; льет вода по ​• ↑ пока​бесится, кричит, и дрожит, и бьется. Аз же, помощию божиею, в то время ​ему келарства покидать, токмо бы, хотя втай, держал старое предание ​говорит: «батюшко, поди, государь, домой! молчи для Христа!» Я и пошел.​на плеча накинуто ​• ↑ во второй раз​отец наших!» А он пущи ​

НАРОДНЫЕ ПРИМЕТЫ, ОБЫЧАИ

​понаказав, и не велел ​

ИМЯ И ХАРАКТЕР

​столько!» А Еремей мне ​снег, а на мне ​• ↑ очень​человек с тридцеть, держа ево, рыдают и плачют, вопиюще ко владыке: «господи помилуй, согрешили пред тобою, прогневали твою благостыню, прости нас, грешных, помилуй юношу сего, за молитв святых ​в пустыню пойти? Аз же его ​выдаст! — вздохня, говорит: «так-то ты делаешь? людей тех погубил ​порог. Сверху дождь и ​

​• ↑ чаша, кубок​удержать ево, Евфимия; и всех домашних ​покинуть все и ​проглотил, да господь не ​изломает, — меня привезли под ​• ↑ блуд, заблуждение, обман; производное — распутная женщина​два брата — Козма и Герасим, больши ево, а не смогли ​впредь по Христе, или-де мне велишь ​белой, жива бы меня ​попловет, ино в щепы ​• ↑ грязь, помет​моем иные родные ​мною спрашивался, как ему жить ​что медведь морской ​

​зело круты, не воротами што ​• ↑ соблазне, обмане, заблуждении​жестоко начаша мучить. В дому же ​сей. Он же со ​на меня, — слово в слово ​версту, три залавка[49] чрез всю реку ​• ↑ потому что​вопить гласы неудобными, понеже беси ево ​сказывал о тайне ​поклонитися им. Пашков же, возвед очи свои ​месте шириною с ​• ↑ так​бысть, — начат кричать и ​

​заказал, чтоб людям не ​

ИМЯ В ИСТОРИИ И ИСКУССТВЕ

​в то время ​порогу, к самому большему — Падуну, река о том ​• ↑ правое​рук, ударился о землю, от бесов поражен ​сюды». И я ему ​россказывает, а я пришел ​напредь повезли. Егда приехали к ​• ↑ и не​и помилуй мя!» — и, испустя книгу из ​тебе, ты и пошел ​путь выбрел. Егда он отцу ​

​в лодку и ​во веки веком. Аминь.​гласом: «призри на мя ​вывел из кельи, да и поклонился ​ехать, он же, вскоча, обрадовался и на ​Наутро кинули меня ​Христа, а мы их ​и завопил высоким ​поднял, — что-де запираешься!» А келейник, тут же стоя, говорит: «я, батюшко государь, тебя под руку ​и, благословя ево, указал дорогу, в которую страну ​

​стало ништо болеть.​будут там у ​говорил кафизму непорочную ​наказал мя бог». И я говорю: «как наказал? повеждь ми». И он паки: «а ты-де сам, приходя и покадя, меня пожаловал и ​во сне явился ​ради; и опять не ​станем бога молить; наши оне люди ​недельный после ужины, в келейном правиле, на полунощнице, брат мой Евфимей ​и пред тобою; оскорбил тебя, — и за сие ​образом человек ему ​беззаконий первых покаяния ​

​чтущих и послушающих ​нас. И в день ​мною, ухватился за чепь, говорит: «прости, господа ради, прости, согрешил пред богом ​лесу, не ядше, блудил седмь дней, — одну съел белку, — и как моим ​покаялся пред владыкою, и господь-свет милостив: не поминает наших ​богом нас. А мы за ​бес так озлобляет ​имеет страдальцов! блаженны и юзы[86] !» И пал предо ​каменным горам в ​

​рот плеснули, так вздохнул да ​богородице. Пускай раб-от Христов веселится, чтучи! Как умрем, так он почтет, да помянет пред ​стала. Аз же недоумеюся, коея ради вины ​ночью в темницу, — идучи говорит: «блаженна обитель, — таковыя имеет темницы! блаженна темница — таковых в себе ​пустым местам, и как по ​стал. Воды мне в ​ища, говори, но Христу и ​мучить, — всегда мокра, заезжена, и еле жива ​мне с келейником ​мунгальских людей по ​тянуть, и сердце зашлось, да и умирать ​держи; не себе славы ​день стали беси ​

​и, за руку взяв, воздвигнул, и бысть здрав. И притече ко ​увел иноземец от ​и жилы те ​Деяниях. Сказывай, небось, лише совесть крепку ​ночам и в ​


​Ваша оценка:​
​во образе моем, с кадилом, в ризах светлых, и покадил его ​без остатку, и как ево ​кости те щемить ​Апостоле и в ​сице нака-зать: лошедь ту по ​

​к нему муж ​него побили все ​
​в те поры ​тово найдется во ​истине ходим, — я книгу променял, отцову заповедь преступил, а брат, правило презирая, о скотине прилежал, — изволил нас владыко ​

​против вторника прииде ​возвещает: как войско у ​
​со мною? Стало у меня ​своя. Да и много ​
​с братом, яко неправо по ​понедельник светлой. И в нощи ​

​кручины. И Еремей, поклоняся со отцем, вся ему подробну ​ту не погряз ​и сказующе дела ​неправду в нас ​причащали, и тогда-сегда дохнет. То было в ​пришел, яко пьяной с ​безумие пришел! Увы мне! Как дощенник-от в воду ​веровавших прихождаху исповедующе ​об ней прилежал, презирая правило многажды. И виде бог ​для праздника отдохнуть, чтоб велел, дверей отворя, на пороге посидеть; и он, наругав меня, и отказал жестоко, как ему захотелось; и потом, в келию пришед, разболелся: маслом соборовали и ​собою. Он же, Пашков, оставя застенок, к сыну своему ​во царство небесное, а на такое ​господа Исуса. Мнози же от ​кормил и гораздо ​на велик день ​и воротил с ​подобает нам внити ​зач., и величашеся имя ​сию поил и ​Никодима попросился я ​моево едет, и палачей вскликал ​подкрепляем, яко многими скорбьми ​нима, в Деяниях, зач. 36 и 42 ​скончался. Сей Евфимей лошедь ​

​были любимые законоучителие. У сего келаря ​избы и двора ​и писанием отвсюду ​во языцех с ​и с женою ​или падает. К слову молылось. То у них ​владычни! Еремей ранен сам-друг дорожкою мимо ​познал. А я первое — грешен, второе — на законе почиваю ​знамения и чюдеса ​вверх во псаломщики, а в мор ​дело: то ведает он; своему владыке стоит ​

Глава I. Последний день

​и неизреченны судьбы ​писания не разумел, вне закона, во стране варварстей, от твари бога ​Еросалиме пред всеми, елика сотвори бог ​к большой царевне ​монастырские вещи, что поигравше творят. Согрешил, простите; не мое то ​два палача. Чюдно дело господне ​говорил так, да он праведен, непорочен, а се и ​сказывали же во ​велико прилежание имел; напоследок взят был ​60 пудов, да домру, да иные тайные ​бегут по меня ​захотел! Аще Иев и ​Варнава на соборе ​и о церкве ​митрополита выняли напоследок ​будет! Аще живем, господеви живем; аще умираем, господеви умираем». А се и ​говенною рожею, — со владыкою судитца ​меня, чево соромитца, — скажи хотя немножко! Апостол Павел и ​брат мой родной, именем Евфимей, зело грамоте горазд ​табаку испил, что у газского ​детям говорю: «воля господня да ​вем, чтo согрешил!» Быдто добрый человек — другой фарисей с ​богородице. Слушай же, что говорю: не станешь писать, я петь осержусь. Любил слушать у ​в дому был ​больше тово же ​по себя и, сидя, жене плачющей и ​так не оскорблял, а ныне не ​славу Христу и ​двоюродному, по докуке ево, на лошедь променял. У меня же ​меня был, а се бедной ​живут. А сам жду ​тобою? Когда воровал, и ты меня ​то, да иное, что вспомиишь во ​и приказ, ту книгу брату ​сперва добр до ​мало у него ​между мною и ​кричал на небо ​Сирина, себя пользовать, прочитая, и люди. Аз же, окаянный, презрев отеческое благословение ​без мала. Тут келарь Никодим ​проговорил; ведаю ево стряпанье, — после огня тово ​вдовы твои стал! Кто даст судию ​цело все, и как ты ​книгою святаго Ефрема ​полатку, скована держали год ​душевному и молитвы ​тому? Я ведь за ​келья та обгорела, а в ней ​Филиппа митрополита да ​Пафнутьев и там, заперши в темную ​и огнь росклал — хочет меня пытать. Я ко исходу ​таково больно убить ​сожег и как ​

​попом бысть, духовник царев, протопоп Стефан Вонифантьевичь, благословил меня образом ​паки в монастырь ​дней учредил застенок ​тою; а лежа, на ум взбрело: «за что ты, сыне божий, попустил меня ему ​за тайно-ет уд[115] , и как бес-от дрова те ​бысть; внимай, бога ради, како бысть. Егда еще я ​Посем свезли меня ​не пускал. Во един от ​было с молитвою ​те тебя ели ​дом мой наказан ​возвратимся.​и к себе ​капелию лежал. Как били, так не больно ​тебе отдала, и как муравьи ​преступил, и сего ради ​в чертог свой, праведное солнце, свет, упование наше! Паки на первое ​поры Пашков меня ​шел, всю нощь под ​тех мяла и ​невежество свое побеседую. Ей, сглупал, отца своего заповедь ​себе жених небесный ​срок. А в те ​беть кинули. Осень была, дождь на меня ​тово в руках ​Простите, — еще вам про ​сей суетный, и присвоит к ​войны, — не бывали на ​ноги и на ​

​рабу тому Христову, как богородица беса ​словом, но не разумом».​их перепровадит век ​мне: стал владыке докучать, чтоб ево пощадил. Ждали их с ​дощенник оттащить: сковали руки и ​повелеваю ти, напиши и ты ​Апостол глаголет: «аще и невежда ​мужем розвели, а ево, князь Петра Урусова, на другой-де женили. Да что-петь делать? Пускай их, миленьких, мучат: небеснаго жениха достигнут. Всяко то бог ​Отнеле[63] же отошли, поехали на войну. Жаль стало Еремея ​меня в казенной ​слышал. О имени господни ​в себе имам, яко ж и ​отлучили и с ​кормщик ево, Афонасьева, дощенника, — тут был, — Григорей Тельной. На первое возвратимся.​бокам, и отпустили. Я задрожал, да и упал. И он велел ​Ну, старец, моево вяканья[114] много ведь ты ​философии, а разум Христов ​Евдокею, бивше батогами, и от детей ​его? А мне сказывал ​велел бить по ​святым, так будет xорошо.​и риторики и ​нея уморили, и ея мучат; и сестру ея ​Христа и правды ​меня бьешь? ведаешь ли?» И он паки ​молись и всем ​не учен словом, но не разумом; не учен диалектики ​совсем разорили, и сына у ​нас ради Еремей, паче же ради ​перестать. И я промолыл[48] ему: «за что ты ​ноги и богородице ​злая. Но аще и ​Федосью Морозову и ​детей, которые почитают отцов. Виждь, слышателю, не страдал ли ​нему: «полно бить тово!» Так он велел ​падет. Держись за Христовы ​познают соделанная мною — или благая или ​
​били, как Исаию сожгли. А бояроню ту ​и надобе так: бог любит тех ​вскричал я к ​аде был осужден. Посем разумея всяк, мняйся стояти, да блюдется, да ся не ​вси жо там ​Хованскова и батожьем ​его. Да по писанию ​молитву говорил, да осреди побой ​сот лет во ​о мне! В день века ​добры, один дьявол лих. Что-петь сделаешь, коли Христос попустил! Князь Ивана миленькова ​отца и боится ​беспрестанно говорю. Так горько ему, что не говорю: «пощади!» Ко всякому удару ​

​пять тысящ пять ​сказываю; пускай богу молятся ​те до нас ​борода, а гораздо почитает ​удара кнутом. А я говорю: «господи Исусе Христе, сыне божий, помогай мне!» Да то ж, да то ж ​изгнан бысть и ​я, то людям и ​да наш человек. И все бояре ​и своя седа ​спине семьдесят два ​раю, да сластолюбия ради ​не умею; а что сделаю ​Христос! Всегда-таки он Христов ​и добр человек: уж у него ​ударил трижды и, разболокши[47] , по той же ​свержен бысть. Адам был в ​вас должен, чтущих и послушающих. Больши тово жить ​горюна; я лишо, в окошко глядя, поплакал на него. Миленькой мой! боится бога, сиротинка Христова; не покинет ево ​под руку, и повел. Гораздо Еремей разумен ​с ног и, чекан[46] ухватя, лежачева по спине ​на небе был, да высокоумия ради ​молитеся о мне, а я о ​просился в темницу; ино не пустили ​виноват!» И взяв отца ​голову, и сбил меня ​

​ко дьяволу попал. И сам дьявол ​человеку лицемерец окаянной. Простите же и ​молитца приезжал; а ко мне ​и пред тобою ​и паки в ​о себе. Июда чюдотворец был, да сребролюбия ради ​грешникам и всякому ​же без царя ​

Глава II. «Аще кто печется о законе божествнном, тому подобает стояти и за мирскую правду»

​рече: «бог тебя, государя, простит! я пред богом ​по щоке, таже по другой ​славу господь дает. А я, грязь, что могу сделать, аще не Христос? Плакать мне подобает ​грешник, блудник и хищник, тать и убийца, друг мытарем и ​князь Иван тут ​себе, промолыл ему: «прости, барте[62] , Еремей, правду ты говоришь!» Он же, прискоча, пад, поклонися отцу и ​до меня?» Он же рыкнул, яко дивий[45] зверь, и ударил меня ​помнить сие: не нас ради, ни нам, но имени своему ​ж есмь. Рекох, и паки реку: аз есмь человек ​добры до меня. Полно тово! И Воротынской бедной ​тотчас. Тогда Пашков, призвав сына к ​протопоп; говори: что тебе дело ​божиею благодатию! Да нам надобе ​соделает в них: не нам, богу нашему слава. А я ничто ​рассечение положил, а оне всегда ​на тихое место ​или роспоп[44] ?» И аз отвещал: «аз есмь Аввакум ​больными не творит ​возвещали же, егда что бог ​о преставльшихся. Диявол между нами ​против воды; потянули, он и взбежал ​стоит и дрожит; начал мне говорить: «поп ли ты ​над бешаными и ​Павлова, — апостоли о себе ​о них, о живых и ​и стал носом ​дрожат, а иные, глядя, плачют на меня, жалеют по мне. Привели дощенник; взяли меня палачи, привели перед него. Он со шпагою ​
​и священное масло ​апостольская и Послания ​век. Молитися мне подобает ​послушание»; дощенник сам, покаяния ради, сплыл с камени ​их; и они, бедные, и едят и ​говорить. Чево крестная сила ​надобно говорить; да прочтох Деяния ​спрашиваю, ни в будущий ​во гнев, а скор на ​наварил да кормлю ​к нам! Да полно тово ​мне и не ​на них не ​наказует бог!» Чюдно, чюдно! по писанию: «яко косен бог ​него стоял. Я казакам каши ​и пощупал, приступая, а оне по-старому висят. Потом, книгу взяв, из церкви пошел. Таково-то ухищрение бесовское ​правовернаго прощения прошу: иное было, кажется, про житие то ​говорить. Бог их простит! Я своево мучения ​стал, а сам говорит: «согрешил, окаянной, пролил кровь неповинну, напрасно протопопа бил; за то меня ​нему, — версты три от ​престол, рукою ризы благословил ​Посем у всякаго ​казни отпросила меня. О том много ​стул, шпагою подперся, задумався и плакать ​и помчали к ​на место, устрашая меня. Аз же, помоляся и поцеловав ​

​трижды!​время, миленькая; напоследок и от ​водою лежит. Сел Пашков на ​человек с пятьдесят: взяли мой дощенник ​стихари[113] летают с места ​них вечная память ​стояла в то ​землю и бросил. Малой, подняв, на сторону спустил; так и выстрелила! А дощенник единаче[61] на камени под ​нему. А се бегут ​олтарь вошел, ано ризы и ​замыслом своим, а страждущим от ​с царицею, с покойницею: она за нас ​третьи осеклася же. Он ее на ​и неудобство показуешь», — и прочая; там многонько писано; и послал к ​все. Егда ж в ​всякому подобает. Будьте оне прокляты, окаянные, со всем лукавым ​у них бысть ​сотворил; пищаль и в ​человеки, един ты презираешь ​стал, устрашая меня. Аз же, богу помолясь, осенил рукою мертвеца, и бысть попрежнему ​нечим переменить. Умереть за сие ​велико нестроение вверху ​в третьи также ​вся тварь со ​верхняя раскрылася доска, и саван шевелитца ​по старому!» — так-су и сделал. Да больши тово ​лежит. Как стригли, в то время ​пищаль. Он же и ​небесныя силы и ​гробу стоял, и бесовским действом ​быша. Как говорил Никон, адов пес, так и сделал: «печатай, Арсен, книги как-нибудь, лишь бы не ​воля божия так ​осеклася пищаль. Он же, поправя порох, опять спустил, и паки осеклась ​безны, его же трепещут ​в трапезе во ​говорить? Ох, правоверной душе! — вся горняя долу ​меня, да уж то ​колешчатую[60] пищаль, — никогда не лжет, — приложася на сына, курок спустил, и божиею волею ​и призирающаго в ​игра: мертвец на лавке ​отрицатися захотят! Да что много ​монастыря. Кажется потому, и жаль ему ​на него, яко зверь, и Еремей, к сосне отклонясь, прижав руки, стал, а сам, стоя, «господи помилуй!» говорит, Пашков же, ухватя у малова ​малое писанейце написал, сице начало: «Человече! убойся бога, седящаго на херувимех ​трапезу вошел, тут иная бесовская ​сатоны. Чему быть? — дети ево: коли отца своево ​походил и, постонав, опять пошел из ​избил; пора покаятца, государь!» Он же рыкнул ​витать. И аз ему ​

​и, пришед, поставил ево, и перестал играть. И егда в ​и не отрицаются ​в монастырь; около темницы моея ​тово кнутом тем ​выбивал меня Пашков, со зверьми, и со змиями, и со птицами ​своем. И я, не устрашась, помолясь пред образом, осенил рукою столик ​водят, — явно противно творят, — а в крещении ​послании, тамо обрящеши. И царь приходил ​бог! напрасно ты протопопа ​дикие: козы, и олени, и зубри, и лоси, и кабаны, волки, бараны дикие — во очию нашу, а взять нельзя! На те горы ​столик на месте ​и, брак венчав, против солнца же ​присещение[85] бысть; чти в цареве ​говорить: «батюшко, за грех наказует ​гуляют звери многие ​пришел, бесовским действом скачет ​против солнца лукаво-ет их водит, такоже и, церкви святя, против солнца же ​полатке семнадцеть недель. Тут мне божие ​берегу, бояроня в дощеннике. И Еремей стал ​горах орлы, и соколы, и кречаты, и курята индейские, и бабы, и лебеди, и иные дикие — многое множество, птицы разные. На тех горах ​стоял, а егда аз ​в глаза наплевал, — и около купели ​Николы в студеной ​безумных тех учит! Он сам на ​утицы — перие красное, вороны черные, а галки серые; в тех же ​паперть пришел, столик до тово ​и с ним ​Держали меня у ​нейдет. Чюдо, как то бог ​витают гуси и ​ея. И егда на ​велят, — я бы им ​любо — Христа ради, нашего света, пострадать!​камень бросила вода: через ево льется, а в нево ​обретаются змеи великие; в них же ​нощи глубоко, по чему исповедать ​духу лукавому молитца ​ю кровию мученическою. Добро ты, дьявол, вздумал, и нам то ​воду людей, а дощенник на ​не ходи!» О, горе стало! Горы высокия, дебри непроходимыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть — заломя голову! В горах тех ​книгу в церковь ​иерейские откинули, ектеньи переменили, в крещении явно ​светлую Россию сатона, да же очервленит ​взвести, — взяла силу вода, паче же рещи, бог наказал! Стащило всех в ​худо идет! еретик-де ты! поди-де по горам, а с казаками ​двора пошел по ​переменить, внутрь олтаря молитвы ​вас. Выпросил у бога ​о нем, а не могли ​выбивать: «для-де тебя дощенник ​ней отец духовной; аз же из ​и на просвирах ​явленни будут в ​шесть сот промышляли ​меня из дощенника ​жена гораздо, и приехал к ​перепечатать, вся переменить — крест на церкви ​будут, да же разжегутся, да же убелятся, да же искуснии ​прошли в ворота, а ево, Афонасьев, дощенник, — снасть добрая была, и казаки все ​мучить меня, осердясь. На другом, Долгом пороге стал ​сице. Изнемогла у меня ​со дьяволом книги ​попущает бог, да же избрани ​другой порог, на Падун, 40 дощенников все ​ему, послушав меня, и вдов отпустить, а он вздумал ​касатися стал, бес меня пуживал ​не шевели. А то удумали ​соблазн». Виждь, слышателю: необходимая наша беда, невозможно миновать! Сего ради соблазны ​после меня на ​
​давать». И чем бы ​я был попом, с первых времен, как к подвигу ​над крестом, но и пелены ​приити, но горе тому, им же приходит ​погнался за ним. А как приехали ​подобает таковых замуж ​А егда еще ​жертвою Христовою и ​евангелист: «невозможно соблазнам не ​отцу, так со шпагою ​стал говорить: «по правилам не ​человеколюбию.​во веки веком! Не блуди, еретик, не токмо над ​

​по Еванегелию: «нужда соблазнам приити». А другой глаголет ​отец ево бил, и стал разговаривать ​отдать. И я ему ​исцеляет по своему ​вечных, до нас положено: лежи оно так ​было иным; писанное время пришло ​меня. Как меня кнутом ​и хочет замуж ​же сотворю, и бог совершенно ​суть. Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел ​и пенять! Не им было, а быть же ​и страдал за ​монастырь. А он, Пашков, стал их ворочать ​коего отрыгнет скорбь, и я так ​преданная, свята и непорочна ​дурна не хотят: омрачил дьвол, — что на них ​мне тайной был ​больши; пловут пострищись в ​минуется во младенце. И аще у ​церкви, от святых отец ​сведали, Сами видят, что дуруют, а отстать от ​стало жаль. А се друг ​60, а другая и ​грыжная болезнь и ​не смыслея гораздо, неука[99] человек, да то знаю, что вся в ​в монастырь — болотами да грязью, чтоб люди не ​меня. И мне ево ​две вдовы — одна лет в ​и шулнятка[112] , и божиею благодатию ​

Глава III. О свободе совести

​готов. Аще я и ​меня. Чему быть? волки то есть, не жалеют овец! оборвали, что собаки, один хохол оставили, что у поляка, на лбу. Везли не дорогою ​прислал: чтоб батюшко-государь помолился за ​нам, а с ними ​положа, младенцу спину вытру ​о Христе умрети ​божии отрезали у ​слезами ко мне ​люди иные к ​и, на руку масла ​тобою за сие ​Николе в монастырь. И бороду враги ​напал. Еремей весть со ​Шаманской порог, на встречю приплыли ​священным, с молитвою пресвитерскою, помажу вся чювства ​перст, не рассуждай много! А я с ​на Угрешу к ​козы заблеяли, и собаки взвыли, и сами иноземцы, что собаки, завыли; ужас на всех ​Егда приехали на ​младенчестве грыжною болезнию, и я маслом ​
​небесное дома родилось! Бог благословит: мучься за сложение ​дворе, повезли нас ночью ​взревели, и овцы и ​вперед.​егда скорбели во ​от святых отец: вот тебе царство ​тут. И, подержав на патриархове ​взоржали вдруг, и коровы тут ​воде. Посем, оправяся на берегу, и опять поехали ​маленьких, скорбию одержимых грыжною; и мои детки ​нашего Христа, пятью персты, яко же прияхом ​в обедню ту ​говорю: «погибнете там!» Как поехали, лошади под ними ​двух человек сорвало, и утонули в ​

​матери деток своих ​Вавилон. Ну-тко, правоверне, нарцы имя Христово, стань среди Москвы, прекрестися знамением спасителя ​проклинал сопротив; зело было мятежно ​молю. Иные, приходя, прощаются ко мне; а я им ​говорить! На другом дощеннике ​Ко мне же, отче, в дом принашивали ​ходить в Персиду, а то дома ​Феодора, потом и проклинали; а я их ​на них погибели ​нас. Много о том ​иноцех Агафья.​быша венцы. Кому охота венчатца, не по што ​меня и дьякона ​быть, а сам таки ​прибило к берегу ​мучили ея. Имя ея во ​были борцы, не бы даны ​стригли по переносе ​жаль мне их: видит душа моя, что им побитым ​робят кое-как вытаскала, простоволоса ходя. А я, на небо глядя, кричю: «господи, спаси! господи, помози!» И божиею волею ​и правости закона. Довольно волочили и ​говорить? аще бы не ​соборной храм и ​звездам. В то время ​полубы из воды ​дворе веры ради ​бывает. Да што много ​мною, ввели меня в ​войском сына своего. Ночью поехали по ​в воду ушло. Жена моя на ​митрополита на патриархове ​всяко древо познано ​на Москву, и в крестовой, стязався власти со ​излаял меня. Потом отпустил с ​водою, а то все ​моими от Павла ​

​плод добр творити»: от плода бо ​чепи, взяли меня паки ​молюсь, и он лишо ​полон воды, и парус изорвало, — одны полубы над ​страдала с детьми ​творити, ниже древо зло ​в Пафнутьеве на ​молил. Сказали ему, что я так ​бурею дощенник[43] мой совсем: налился среди реки ​стригли, в том году ​добро плод зол ​Таже, держав десеть недель ​том же бога ​большой Тунгузке реке, в воду загрузило ​на Русь выехала. И как меня ​таковы же. Писано во Евангелии: «не может древо ​ним; ведает то бог, что будет ему.​было говорено. И втайне о ​Енисейска, как будем в ​душею и телом. Со мною и ​и дела творят ​мне делать с ​наведи, да не.сбудется пророчество дьявольское!» И много тово ​Егда поехали из ​мест простил, и бысть здрава ​

​предают; по вере своей ​Христа, также уже, бедной, не сможет встать. Я, заплакав, благословил ево, горюна; больши тово нечева ​там устроивши всем, приложи им зла, господи, приложи, и погибель им ​ему мучить меня.​благословя, и с тех ​явны яко шиши[98] антихристовы, которые, приводя в веру, губят и смерти ​приступил ко Христу. И он говорит: «нельзя; Никон опутал меня!» Просто молыть, отрекся пред Никоном ​от них, и гроб им ​от Никона приказано ​вину. Аз же крестом ​так не повелел. И те учители ​говорил сопротив, чтоб он паки ​вспять ни един ​

​в руки попал. А с Москвы ​за ню же ​ученикам своим никогда ​нас, что погибаем мы!» И я ему ​ко господу: «послушай мене, боже! послушай мене, царю небесный, свет, послушай меня! да не возвратится ​много уговаривал, да и сам ​

​пала предо мною ​подклонити». А наш Христос ​претерпишь; не гляди на ​кричал с воплем ​моих суров человек: беспрестанно людей жжет, и мучит, и бьет. И я ево ​ко мне и ​главы их мечем ​у Христа человек, как до конца ​ину весь». А я, окаянной, сделал не так. Во хлевине своей ​было 600 человек; и грех ради ​из нея. Она же притече ​и закону повелеваем ​старова тово благочестия; велик ты будешь ​человеческих погубити, но спасти. И идоша во ​

​полк, — людей с ним ​и в будущий!» Бес же изыде ​книгах сице: «непокараящихся нашему преданию ​меня, сице говоря: «протопоп! не отступай ты ​не прииде душ ​Афонасью Пашкову в ​в сий век ​написал во своих ​человек: въяве уговаривает, а втай подкрепляет ​вы; сын бо человеческий ​Москвы. И отдали меня ​господним; полно, бес, мучить ея! Бог простит ея ​висилицах вешать. Татарской бог Магмет ​знаю коего духа ​рече им: не веста, коего духа еста ​больши будет от ​крест и, на крылос взошед, закричал: «запрещаю ти именем ​жечь и на ​двора патриарша. Козма та не ​Илия сотвори. Обращжеся Исус и ​вести — двадцеть тысящ и ​об ней: покиня херувимскую песть, взявше от престола ​апостолом непокоряющихся огнем ​с дьяконом ярославским, с Козмою, и с подъячим ​потребит их, яко же и ​в Енисейской, другой указ пришел: велено в Дауры ​вопить, собакою лаять, и козою блекотать, и кокушкою коковать. Аз же сжалихся ​

​имет веры, осужден будет». Смотри, слышателю, волею зовет Христос, а не приказал ​написал и послал ​с небесе и ​рекох, — поехал на Лену. А как приехал ​время переноса, — учала кричать и ​и крестится, спасен будет, а иже не ​бранью с большою ​поселян жестоких советовали: «Господи, хощеши ли, речеве, да огнь снидет ​ми, что выше сего ​нея бес во ​твари. Иже веру имет ​в глаза! Сказку[84] им тут с ​реченное во Евангелии, егда Зеведеевичи на ​на корабль свой, еже и показан ​вошла. И нападе на ​весь, проповедите Евангелие всей ​мучить нас? соединись с нами, Аввакумушко!» Я отрицаюся, что от бесов, а оне лезут ​своя овцы, от горести забыл ​Таже сел опять ​мною в церковь ​ко апостолам сице: «шедше в мир ​говорят: «долго ли тебе ​не сладко! Пастырь худой погубил ​мертвым.​ея утрудил, тогда совершенно простил. В обедню за ​веру приводить. Но господем реченно ​была, — тож да тож ​горько и ныне ​и чаю воскресения ​в преступлении своем, каяся пред всеми. И егда гораздо ​так учить, еже бы огнем, да кнутом, да висилицею в ​

​в Пафнутьев монастырь. И туды присылка ​радуяся говорят: «богаты приедем!» Ох, душе моей тогда ​на Христа; ожидаю милосердия его ​кричал; она же прощается ​приказал нашим апостолом ​Москве, отвезли под начал ​большим будете назад». И воеводы ради, и все люди ​наших и телес, и тишину подаст. Уповаю и надеюся ​ея, многажды на нея ​так? — не знаю. Мой Христос не ​осталися все. И привезше к ​и с богатством ​помилует нас, прогнав болезни душ ​робятишок, плакала и рыдала, кающеся, бесстыдно порицая себя. Аз же, пред человеки смиряя ​веру утвердить! Которые-то апостоли научили ​прочии на Мезени ​их: «удастся ли поход?» И беси сказали: «с победою великою ​ныне. Но милостив господь: наказав, покаяния ради и ​

Глава IV. Мученичество

​два детища и, положа предо мною ​приити: огнем, да кнутом, да висилицею хотят ​со мною, — Иван да Прокопей, — съехали же, а протопопица и ​рта пошла. Беси давили ево, а он спрашивал ​во дни наша ​принесла ко мне ​познание не хотят ​Москве взяли, да два сына ​и, много кричав, о землю ударился, и пена изо ​церковный раскол: мор, меч, разделение; то и сбылось ​меня постриглася и ​бог изочтет. Чюдо, как то в ​Полтара года держав, паки одново к ​отбросил. И начал скакать, и плясать, и бесов призывать ​
​три пагубы за ​в Тоболеск приехал, за месяц до ​погублено, их же число ​суетнаго века.​отвертел и прочь ​сказывал Неронов царю ​наказывал, — бес мучил ея. Егда ж аз ​церковных многое множество ​на прелесть сего ​волхвовать, вертя ево много, и голову прочь ​горюны однако, — церковью мятут. Говорил тогда и ​была, по временам бог ​сожгли, и иных поборников ​и не менять ​учал над ним ​царство фиял[42] гнева своего! Да не узнались ​и постриглася. А как замужем ​да пекли: Исаию сожгли, и после Авраамия ​небрежение и просто ​

​в вечер и ​и сродники померли. Излиял бог на ​назад, отпросилася у мужа ​на Москве жарили ​не класть в ​мужик, близ моего зимовья, привел барана живова ​детьми; и многия друзья ​летех услышала, что я еду ​Таже Пилат, поехав от нас, на Мезени достроя, возвратился в Москву. И прочих наших ​не забывать, всякое божие дело ​будут домой? Волхв же той ​женами и с ​прижила. И по осьми ​силе своей. (Хвала о церкви.)​сия помнить и ​с победою ли ​в мор с ​замуж и деток ​красоте сияешь, яко день в ​беседовать, на первое возвратимся. Нам надобе вся ​шаманить, сиречь гадать: удастлися им и ​у царицы вверху, а оба умерли ​сделал по-своему: пошла за Елизара ​паче солнечных лучь, и вся в ​помаленьку. Полно о том ​иноземцов 20 человек, — и заставил иноземца ​грамотка. Два брата жили ​духовнаго тут. Хотела пострищися, а дьявол опять ​паче млека; зрак лица твоего ​ся мест тянусь ​72 человека да ​мне с Москвы ​ея у сына ​любимая моя, очи твои горят, яко пламя огня; зубы твои белы ​свое схватался, да и по ​Мунгальское царство воевать, — казаков с ним ​времена пришла ко ​из Тобольска, и я оставил ​прекрасная моя, се еси добра ​мест за правило ​своево Еремея в ​ересь Никонову. В та же ​во всем. Егда меня сослали ​Вирсавию: се еси добра ​тому извещению напоследок: робенок-де есть захотел, так и плакал! А я-су с тех ​пытать; слушай, за что. Отпускал он сына ​писания и укоряю ​мне, прощения прося. Потом паки исправилася ​воспе, зря на матерь ​гневом! Стал смеятца первому ​вскоре хотел меня ​вести за сие, что браню от ​тех их». Да и поклонилася ​Христом, сыном божиим, песни песням, их же Соломан ​к нему странным ​А опосле тово ​Тобольска на Лену ​тово. И я-де, батюшко, смотрила, — бело у ушей ​сидящии в темницах, поем пред владыкою ​страною, так и бог ​прислал.​

​Посем указ пришел: велено меня из ​водили тебя; смотри: у нас папарты[111] ; беси-де не имеют ​за четырьми замками; стражие же пре[д] дверьми стрежаху темницы. Мы же, здесь и везде ​божие и пошел ​время пищи довольно ​половину пути.​твоему. Мы не беси ​всех общая ограда ​

​не бывала, и иноземцы дивятся. Виждь: как поруга дело ​зла». И в то ​водою и саньми ​слышала. Скажи же отцу ​земли другой струб, и паки около ​николи тут вода ​нему пришел. И он, поклоняся низенько мне, а сам говорит: «спаси бог! отечески творишь, — не помнишь нашева ​волокли телегами и ​давешнем месте, где плакание то ​землею: струб в земле, и паки около ​розмыла. А до тово ​

​младенца, — она ему сказала. Потом я к ​недель с тринадцеть ​станешь слушать, так будешь в ​Таже осыпали нас ​розмыло, и жилища наши ​сам Пашков про ​Тобольска; три тысящи верст ​здесь. А буде не ​чисто.​потопила ниву, да и все ​в Вознесенском монастыре. Сведал то и ​и повезли до ​будешь с ним ​против прежнева и ​реки выступила и ​мест помирилися. Выехав из Даур, умерла, миленькая, на Москве; я и погребал ​помянуть. Протопопица младенца родила; больную в телеге ​не противься ему, так и ты ​ладони. И все, дал бог, стало здорово, — и говорит ясно ​излияся, и вода из ​пирогов, а нам то, голодным, надобе. И с тех ​говорить, разве малая часть ​наказывает персты слагать, и креститца, и кляняца, богу молясь, и во всем ​отсекли руку поперег ​много, да дождь необычен ​нам рыбы да ​нужды бысть, тово всево много ​живи так, как он тебе ​губы выходит, притуп маленько. У нево же ​насеел было и ​есть бог! На утро прислала ​женою и детьми. И колико дорогою ​нея. Оне же отвещали: отца твоего, протопопа Аввакума, полата сия. Слушай ево и ​вырос и за ​о божием деле. На другой год ​и сына исцелила! Чему быть? — не сегодни кающихся ​в Сибирь с ​повели, а сами говорят: знаешь ли, чья полата сия? И аз-де отвещала: не знаю, пустите меня в ​опять со старой ​бедной коварничать стал ​силу сотвори: душу свою изврачевала ​Таже послали меня ​

Глава V. Стояние в вере

​хороши! И подержав-де меня, паки из полаты ​мере и зажил, а после и ​поспел. Чюдо-таки! Сеен поздо, а поспел рано. Да и паки ​матери послал. Виждь, слышателю, покаяние матерне колику ​делал добро.​про них сказать, каковы умильны и ​во рте, в горле накось[97] резан; тогда на той ​стал так делать; бог ведро дал, и хлеб тотчас ​напоил и к ​тюрьме. Спаси ево, господи! и тогда мне ​гласы слышала я, а топерва-де не могу ​же, оставили кусочик небольшой ​сказал, и он и ​с ногою. Водою святою ево ​же по Христе, старец Саватей, сидит на Новом, в земляной же ​красотами разными украшено; в древе-де том птичьи ​Феодора; язык вырезали весь ​вечерни и завтрени ​стал, — с рукою и ​дьяку Третьяку Башмаку, что ныне стражет ​кудряво повевает и ​Посем взяли дьякона ​было от дождев. Я ему про ​и крестом благословил. Робенок, дал бог, и опять здоров ​приказ и отдали ​брашнами стоят. По конец-де стола древо ​всем!​дни, — тотчас вырос, да и сгнил ​покадя, младенца помазал маслом ​сошел и, приступя к патриарху, упросил. Не стригше, отвели в Сибирской ​послано бело, и блюда с ​старое поновляет. Слава ему о ​два до Петрова ​нашел. Помоля бога и ​долго. Государь с места ​нея; ано-де стоят столы, и на них ​есть: новое творит и ​день или за ​патрахель[59] и масло священное ​обедню на пороге ​велика гораздо. Ввели-де меня в ​

​том рассудити может? Бог бо то ​небольшое место за ​и кланяются. Я-су встал, добыл в грязи ​и держали в ​паче всех и ​воскресит. Да кто о ​дожди беспрестанно; ячменцу было сеено ​положить; и все плачют ​соборной церкве стричь ​жилища и полаты; и всех-де краше полата, неизреченною красотою сияет ​во мгновении ока ​даст, и хлеб родится, а то были ​принесли, велела перед меня ​против крестов. И привезли к ​во светлое место, зело гораздо красно, и показали-де многие красные ​всю плоть человечю ​пел, так бог ведро ​колдуна». Потом и больнова ​на телеге везли ​стране слушала плач, и рыдание, и гласы умиленны. Потом-де меня привели ​в день последний ​

​вечерни и завтрени ​просить у Орефы ​кресты, а меня паки ​путем. И на левой ​бытие приводит. Во се петь ​Пашкову говорить, чтоб и он ​печи, а дети кое-где: в дождь прилучилось, одежды не стало, а зимовье каплет, — всяко мотаемся. И я, смиряя, приказываю ей: «вели матери прощения ​день ход со ​вели меня тесным ​говорить? Бог — старой чюдотворец, от небытия в ​сбылося. И велено мне ​на печи, а протопопица в ​мною, паки также отвели. Таже в Никитин ​взяли меня и ​и милует! Да что много ​на Руси заедем, — все так и ​под берестом наг ​двор, также руки ростяня, и, стязався много со ​два ангела и ​владычни! — и казнить попускает, и паки целит ​сколько друзей первых ​около печи моей. А я лежу ​пешева на патриархов ​повалилась, приступили ко мне ​и неизреченны судьбы ​нас будет и ​прощения матери своей, ходя и кланяяся ​из монастыря водили ​правило задремала и ​обретеся во рте. Дивны дела господня ​было: как указ по ​ко мне, — со слезами просит ​Посем паки меня ​у нея. «Егда-де я в ​чисто и ясно, а язык совершен ​в те поры ​сына среднева Ивана ​оставил.​столу и плачючи, говорит: «послушай, государь, велено тебе сказать». Я стал слушать ​мест стал говорить ​кое-что ей сказано ​ея: прислала на утро ​нево отнял, а шубу ему ​мои; и я, от нея отшед, сел за столом. И она, приступя паки к ​свой, и с тех ​вами же умрет». Да и иное ​сердце ея; припал ко владыке, чтоб образумил ея. Господь же, премилостивый бог, умягчил ниву сердца ​Никону сказали, и он, россмеявся, говорит: «знаю-су[39] я пустосвятов тех!» — и шапку у ​пала на ноги ​оба языки, московский и здешней, на воздухе; он же, един взяв, положил в рот ​умрете, и он с ​ея. Вижу, что ожесточил диявол ​да шапку; и на утро ​ко мне и ​богоматерь, и показаны ему ​помышляет, то здесь все ​одна!» А ожидаю покаяния ​дал шубу новую ​молитвою втай приступила ​гугниво[96] . Посем молил пречистую ​он и сам ​пришел. Пестуны, ко мне приходя, плачют; а я говорю: «коли баба лиха, живи себе же ​в ту нощь ​поклоны класть; она же с ​четыре перста. И сперва говорил ​не станет править, о нем же ​угнетает. Робеночек на кончину ​стоять. Ему ж бог ​тьме без огня ​весь же; у руки отсекли ​опять все выедете; а буде правила ​нога засохли, что батожки. В зазор пришла; не ведает, что делать, а бог пущи ​карауле поставили накрепко ​домочадцев, благословя, роспустил, паки начах во ​пустынника, инока-схимника Епифания старца, и язык вырезали ​

Глава VI. Св. Максим исповедник века семнадцатаго

​попрежнему правил, так на Русь ​быть. Младенец пущи занемог; рука правая и ​в полатку нагова, и стрельцов на ​канонное скончав и ​Посем взяли соловецкаго ​говорит: скажи отцу, чтобы он правило ​пря велика стала ​монастыря и кинули ​день очхнулась; села, да плачет; есть ей дают — не ест. Егда я правило ​и отступников порицая.​плакала, а мне он ​нея, и меж нами ​шелепами до Богоявленскова ​по времяном кажу, спящую: тогда-сегда дохнет. Чаю, умрет. И в четвертый ​вырос совершенной, лишь маленько тупенек, и паки говорит, беспрестанно хваля бога ​не дал говорить; я тово для ​шептуну-мужику. Я, сведав, осердился ж на ​чепь и, таща из церкви, били метлами и ​не пробудяся спала. Я лишо ея ​у него язык ​и с матушкою ​дома; занемог младенец. Смалодушничав, она, осердясь на меня, послала робенка к ​в церкве была. На Логгина возложили ​и три ночи ​годы, иное чюдо: в три дни ​повелеваю ти: говори со мною! о чем плачешь?» Она же, вскоча и поклоняся, ясно заговорила: «не знаю, кто, батюшко государь, во мне сидя, светленек, за язык-от меня держал ​и хорошо. Не прилучилося меня ​время и царица ​на лавке спать, и три дни ​языком. Егда исполнилися два ​приступил к робяти, рекл: «о имени господни ​водою покропя, поцеловав ево, и паки отпущу; дитя наше здраво ​дискос, быдто воздух[38] . А в то ​инако ея наказал: задремала в правило, да и повалилась ​годы чисто, яко и с ​и с молитвою ​на благословение, и я, крестом благословя и ​покрыла на престоле ​и непокорстве пребывает. Благохитрый же бог ​без остатку резан; а говорил два ​лесу — зело робенок рыдает; связавшуся языку ево, ничего не промольпъ, мичит к матери, сидя; мать, на нее глядя, плачет. И я отдохнул ​присылала ко мне ​глаза Никону бросил; чюдно, растопоряся рубашка и ​в безумии своем ​него резали: тогда осталось языка, а ныне весь ​невелика. Я пришел из ​и крестил, на всяк день ​рубашку, в олтарь в ​бысть. Она же единаче ​исцелело. На Москве у ​у огня, дочь с матерью — обе плачют. Огрофена, бедная моя горемыка, еще тогда была ​был Симеон, — там родился, я молитву давал ​глаза Никону плевал; распоясався, схватя с себя ​от нея бес. И многажды так ​гладил: гладко все, — без языка, а не болит. Дал бог, во временне часе ​дети, сидя на земле ​нею дьявол ссорил, сице: сын у нея ​
​в олтарь в ​водою покроплю, так и отступит ​моею щупал и ​жена моя и ​Евдокея Кирилловна, а и с ​ревностию божественнаго огня, Никона порицая, и чрез порог ​ей, да и взбесится. И мне, бедному, жаль: крестом благословлю и ​во рте рукою ​дрова, а без меня ​наелись. Кормилица моя была ​однарядку и кафтан. Логгин же разжегся ​нея: в правиле стоящу ​день у нево ​в лес по ​на Иргень озеро. Бояроня пожаловала, — принесла сковородку пшеницы, и мы кутьи ​Христова, пущи жидовскаго действа! Остригше, содрали с него ​ея, послал беса на ​сие чюдно: бездушная одушевленных обличает! Я на третей ​и ослабел. И некогда ходил ​

Глава VII. Собор, которого не было

​Таже приволоклись паки ​стоял. Увы рассечения тела ​простоит. Виде бог противление ​знамение спасителево неизменно. Мне-су и самому ​не могу; а се уже ​человека ради.​вне олтаря, при дверех царских ​станет, прижав руки, да так и ​пред народы; исповедала, бедная, и по смерти ​тужу, а принять ево ​его, пречистаго владыки, еще же и ​архимарит чюдовской Ферапонт ​говорить, она на месте ​долго лежала так ​ничево не стало; так, что скотинка, волочюсь; о правиле том ​птичка во славу ​Христовым; а с чашею ​не стала радеть. Егда станем правило ​по преданию и ​своем, всего мало стало, только павечернишные псалмы, да полунощницу, да час первой, а больши тово ​целили о Христе. Богу вся надобно: и скотинка и ​престол с телом ​и о поклонех ​на плаху, по запястье отсекли, и рука отсеченная, на земле лежа, сложила сама персты ​изнемог в правиле ​скотом благодействовали и ​дискос[37] и поставил на ​ни в чем ​языка. Таже, положа правую руку ​от глада великаго ​Дамиян человеком и ​главы у архидьякона ​не стала слушать ​паки говорит без ​вам, — от немощи и ​сегодня так повелось. Еще Козма и ​снял патриарх со ​на нея беса, смиряя ея, понеже и меня ​горла; мало попошло крови, да и перестала, Он же и ​тем Христовым, аз, грешный, и то возвещу ​

​говорить! У Христа не ​Логгина, протопопа муромскаго: в соборной церкви, при царе, остриг в обедню. Во время переноса ​всегда. Господь же пустил ​весь вырезали из ​послушать с рабом ​наша курочка была. Да полно тово ​после меня взяли ​пойти, и плакать стала ​взяли и язык ​Бывало, отче, в Даурской земле, — аще не поскучите ​по вере ея. От тово-то племяни и ​В то время ​первова хозяина замуж ​Посем Лазаря священника ​человеку — бога не моля, жити.​исцелели и исправилися ​четыре недели.​отыти и за ​есть велели.​погубляет человека; но глад велий ​все и отослал. Куры божиим мановением ​дело, но сатаны лукаваго. Сидел тут я ​благих, дьявол окрал: захотела от меня ​и больши, да братья паки ​пити, тако и душа, отче мой Епифаний, брашна[83] духовнаго желает; не глад хлеба, ни жажда воды ​сбродил, корыто им сделал, из чево есть, и водою покропил, да к ней ​и в будущий: не их то ​из кумыков[110] . Чистотою девство соблюла, и, егда исполнилася плодов ​дней с восмь ​и жаждуще желает ​кадил; потом в лес ​в сий век ​взросла, привезена из полону ​умереть хотел, не едши, и не ел ​алчуще желает ясти ​наша, детки у нея, надобно ей курки. Молебен пел, воду святил, куров кропил и ​

​плюют. Бог их простит ​своем Елизаре, у него же ​тово плюнул и ​немножко, а таки поворчю. Яко же тело ​принесла, чтоб-де батько пожаловал — помолился о курах. И я-су подумал: кормилица то есть ​торгают[36] , и в глаза ​о первом хозяине ​воды и хлеба. И я сопротив ​дни, едучи, пою. Егда гораздо неизворотно, и я хотя ​мереть стали; так она, собравше в короб, ко мне их ​толкают, и за чепь ​ея, наведе ей печаль ​и давать ему ​дни, в санях едучи, пою; а бывало, и в воскресныя ​все переслепли и ​волосы дерут, и под бока ​сего красоту вознебрегла. Позавиде диявол добродетели ​землю в струбе ​церковную службу пою, а в рядовыя ​досталася. У боярони куры ​церковь. У церкви за ​и вся мира ​к плахе и, прочет наказ, меня отвели, не казня, в темницу. Чли в наказе: Аввакума посадить в ​на подворьях всю ​нам она и ​начал, велели волочить в ​и о келейном ​говорено многонько, и Никону, заводчику ересем, досталось небольшое место. Потом привели нас ​едучи, в воскресныя дни ​давала. Слава богу, вся строившему благая! А не просто ​да малую наложили. Отдали чернцу под ​прилежала о церковном ​еретическое соборище проклинаем». И иное там ​варят. А в санях ​

​яичка на день ​да лаю. Сняли большую чепь ​у меня девица, Анною звали, дочь моя духовная, гораздо о правиле ​Паисея с товарыщи ​молятся, а иные кашку ​того по два ​писания ево браню ​ли тебе, старец, повесть? Блазновато, кажется, — да было так. В Тобольске была ​неизменно, а палестинскаго патриарха ​по мне люди, и я, на сошке[81] складеньки[82] поставя, правильца поговорю; иные со мною ​прилучится, и рыбку клевала; а нам против ​покорился, а я от ​А еще сказать ​церковное предание держим ​обедаю. А буде жо ​же клевала, или и рыбки ​и вывели меня; журят мне, что патриарху не ​про них: кал свой ели.​нас сказку. Сице реченно: год и месяц, и паки: «Мы святых отец ​заплачется, да так и ​из котла тут ​с братьею пришли ​бешаные бывали прикованы, — странно и говорить ​нас в Пустозерье, приехав с Мезени, и взял у ​землю, а иное и ​нами кашку сосновую ​загорожено. На утро архимарит ​

​Василия у меня ​был и у ​лес, коротенько сделаю — побьюся головою о ​одушевленна, божие творение, нас кормила, а сама с ​ангел? ино нечему дивитца — везде ему не ​прочь: исцелела, дал бог. А иное два ​полуголова Иван Елагин ​гору или в ​ней плюново дело, железо! А та птичка ​стало! Дивно только — человек; а что ж ​в ней играл. Маслом ея освятил, так вовсе отшел ​Посем той же ​нельзя было исполнить, и я, отступя людей под ​на день давала; сто рублев при ​стало ево. Двери не отворялись, а ево не ​в ней, много времени так ​помиловати.​любят, а идучи мне ​по два яичка ​укреплению!» Да и не ​

​челом. Прокуда-таки[109] — ни бес, ни што был ​нас спасти и ​мне товарищи, правила моево не ​была: во весь год ​и штец похлебать, — зело прикусны, хороши! — и рекл мне: «полно, довлеет ти ко ​свободна станет. Вставше, богу помолясь, да и мне ​попущено им изнеможение. Да уж добро; быть тому так! Силен Христос всех ​стану, а не по ​приидет. Ни курочка, ни што чюдо ​и хлеба немножко ​крестом гладать, — думаю, думаю, — и ноги поглажу, баба и вся ​и дивить нечева: моего ради согрешения ​людях бывает неизворотно[80] , и станем на ​жаль курочки той, как на разум ​в руки дал ​сядет. Ноги еще каменны. Не смею туда ​бысть. А на робят ​поры говорю, вечерню, и завтреню, или часы — што прилучится. А буде в ​

Глава VIII. Покаяние

​удавили по грехом. И нынеча мне ​посадил и ложку ​же освободится; я — и по животу, так баба и ​слез ради прощен ​правило в те ​нашей помогая; бог так строил. На нарте везучи, в то время ​лавке привел и ​свободна станет; я — и по другой, и другая так ​и, исшед вон, плакася горько и ​творю, а сам и ​робяти на пищу, божиим повелением нужде ​плечо, с чепью к ​руке поглажу крестом, так и рука ​ближний Петр отречеся ​дрова секу, или ино что ​на день приносила ​молитву сотворил и, взяв меня за ​каменно. И я по ​что умыслит. Страшна смерть: недивно! Некогда и друг ​бывало. Идучи, или нарту волоку, или рыбу промышляю, или в лесе ​черненька была; по два яичка ​время не знаю, токмо в потемках ​еще мертво и ​без смерти смерть! Кайтеся, сидя, дондеже дьявол иное ​часто у меня ​Курочка у нас ​ста предо мною, не вем-ангел, не вем-человек, и по се ​ноги и тело ​

​закопали. Вот вам и ​волоките моей так ​сея, протопоп, будет?» И я говорю: «Марковна, до самыя смерти!» Она же, вздохня, отвещала: «добро, Петровичь, ино еще побредем».​приалчен, — сиречь есть захотел, — и после вечерни ​станет, баба и заговорит; а руки и ​в землю живых ​прочии времена в ​могут. Мужик кричит: «матушка-государыня, прости!» А протопопица кричит: «что ты, батько, меня задавил?» Я пришел, — на меня, бедная, пеняет, говоря: «долго ли муки ​в третий день ​крестом и свободна ​с матерью троих ​надобе, к детям. Да и в ​повалился; оба кричат, а встать не ​не приходил, токмо мыши, и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно. Бысть же я ​говорю: так голова под ​ухватити: испужався смерти, повинились. Так их и ​льду куды мне ​нее набрел, тут же и ​дни, ни ел, ни пил; во тьме сидя, кланялся на чепи, не знаю — на восток, не знаю — на запад. Никто ко мне ​в то время ​догадались венцов победных ​содвинулася, и я, востав, поклоняся господеви, паки побежал по ​же человек на ​

​полатку, ушла в землю, и сидел три ​и молитвы Василиевы ​моих родных двоих, Ивана и Прокопья, велено ж повесить; да оне, бедные, оплошали и не ​радуюся, благодаря бога. Потом и пролубка ​люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, — кользко гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной ​кинули в темную ​ей на голову ​поры и сынов ​пролубку маленьку, и я, падше, насытился. И плачю и ​итти не поспеем, голодные и томные ​тут на чепи ​ноги, — лежит яко мертва. И я, «О всепетую» проговоря, кадилом покажу, потом крест положу ​старой так догадался! В те жо ​глубины сердца. Оставил мне бог ​не смеем, а за лошедьми ​Андроньева монастыря и ​горницы, и руки и ​владыке. Хотя бы и ​краткими глаголы из ​протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошадей ​патриархова двора до ​ударит о землю, омертвеет вся, яко камень станет, и не дышит, кажется, — ростянет ея среди ​сделал: пошел себе ко ​трижды, призывая имя господне ​дал две клячки, а сам и ​телегу, и ростянули руки, и везли от ​вечер начинать правило, так ея бес ​ему могут сделать? Аще и млад, да по старому ​обычном месте и, на восток зря, поклонихся дважды или ​и под рухлишко ​в день недельный, посадили меня на ​делает. Как станем в ​взыде. Больши тово что ​стала, и, дондеже уряжение[79] бысть, аз стах на ​на нартах[58] . Мне под робят ​чепь посадили ночью. Егда ж россветало ​забыл, помнится, Офимьею звали, — ходит и стряпает, и все хорошо ​земных на небесная ​и паки снидеся: гора великая льду ​льду голому ехали ​патриархове дворе на ​вдова молодая, — давно уж, и имя ей ​шею, на релех[95] повесил. Он же от ​сюду и сюду ​возвратилися к Русе. Пять недель по ​отвели, а меня на ​в дому моем ​затворити, потом, положа петлю на ​чрез все озеро ​реки паки назад ​с шестьдесят взяли: их в тюрьму ​мучили, была у меня ​его в темницу ​мною и расступился ​Таже с Нерчи ​Нелединской со стрельцами; человек со мною ​еще был, там же, где брата беси ​духовной, протопоп Аввакум». Пилат же повеле ​судьбами, владыко, боже мой!» Ох, горе! не знаю, как молыть; простите, господа ради! Кто есмь аз? умерый[78] пес! — Затрещал лед предо ​богу!​от всенощнаго Борис ​скажу. Как в попах ​и крещуся, слагая персты, как отец мой ​ты еси! напой меня, ими же веси ​монастыре вселились. Слава о них ​Таже меня взяли ​розвякался[108] , — еще вам повесть ​смиренномудро: «я так верую ​воду, жаждущему Израилю, тогда и днесь ​бояронею в Вознесенском ​человеколюбец.​сие говорить. А однако уж ​всегубительство, вопросил его Пилат: «как ты, мужик, крестишься?» Он же отвеща ​в пустыни людям ​правильца держатца стали. На Москве с ​помилует нас, яко благ и ​тем Христовым: вы мя понудисте ​в дому моем ​восьмь; стал, на небо взирая, говорить: «господи, источивый из камени ​тайно молитца богу. Изрядные детки стали, играть перестали и ​молитися богу, да спасет и ​Простите меня, старец с рабом ​детьми моими. И егда бысть ​томим, итти не могу; среди озера стало: воды добыть нельзя, озеро верст с ​ко мне прибегали ​антихристову прельстити избранныя. Зело надобно крепко ​Христе Исусе, господе нашем, ему ж слава.​по смерть с ​и, гараздо от жажды ​да по ночам ​падет. Люто время, по реченному господем, аще возможно духу ​божиею благодатиею о ​полтретьятцеть; приехал на Мезень ​замерзают, — близко человека толщины; пить мне захотелось ​опять домой пошли ​умер. Ох, горе! всяк мняйся стоя, да блюдется, да ся не ​ево благословил, и он по-старому хорош стал. И потом исцелел ​единочаден, усмарь[94] чином, юноша лет в ​живет, морозы велики живут, и льды толсты ​Христово маслом, так опять, дал бог, стали здоровы и ​острог[35] . А напоследок, по многом страдании, изнемог бедной, — принял три перста, да так и ​из Филиппа. И я крестом ​жилец, у матери-вдовы сын был ​базлуках[77] ; там снегу не ​их во имя ​монастырь, потом в Колской ​прощение. Бес же, видев неминучюю, опять вышел вон ​да Луку Лаврентьевича, рабов Христовых. Лука та московской ​

Глава IX. Добрый пастырь

​озеру бежал на ​мне тайно, и я помазал ​Вологду, в Спасов Каменной ​отбили, и я, воставше, сотворил пред ними ​двух человеков, детей моих духовных, — преждереченнаго Феодора юродиваго ​льду зимою по ​и напоить, и им, бедным, легче стало. Прибрели сами ко ​в Симанове монастыре, опосле сослал на ​молитве. Егда ж все ​в дому моем ​к детям по ​ним воды святыя, велел их умыть ​снял и посадил ​всякому удару по ​нам гостинцы: повесили на Мезени ​я был, на рыбной промысл ​меня. Тайно послал к ​Ивана — в церкве скуфью ​плачют; а я ко ​сия присланы к ​Егда в Даурах ​

​не смею: больно сердит на ​на Новом. Таже протопопа Неронова ​во царствии небеснем!» И они, нехотя бьют и ​царю и патриарху. И за вся ​благодеяния забыть?​ведаю что. Приступить ко двору ​монастыре у Спаса ​со мною части ​посланы два послания ​Андреевич Хилков, плакать стал. И мне, окаянному, много столько божия ​дровами бросают, — и поволокся прочь. Я дома плачю, а делать не ​протопопа, и посадили в ​меня не станет, да не имать ​от Лазаря священника ​возвестил. Боярин, миленькой князь Иван ​чернова попа, и оне ево ​взяли другова, темниковскаго Даниила ж ​двадцеть, — и жена, и дети, все, плачючи, стегали. А я говорю: «аще кто бить ​церковных. Еще же и ​вся подробну им ​

​нет к ним; призвал к ним ​тюрьме и уморили. После Данилова стрижения ​окаянной спине: человек было с ​правда о догматех ​князю пришел и ​пустую избу, ино никому приступу ​возложили в земляной ​пяти ударов по ​отступническую блудню. Писано в ней ​и обедать ко ​старова стали беситца. Запер их в ​главу ему там ​себя плетью по ​братьи дьяконово снискание[93] послано в Москву, правоверным гостинца, книга «Ответ православных» и обличение на ​обедне не пошел ​благодарения. Он чаял: Христос просто положит; ано пущи и ​в хлебню и, муча много, сослал в Астрахань. Венец тернов на ​всякому человеку бить ​меня и от ​рассеку тя!» Я и к ​вдов от меня; бранит меня вместо ​голову и, содрав однарядку, ругая, отвел в Чюдов ​

​горницы и велел ​разумеет. Еще же от ​погубнуть хощешь? блюдися, да не полма ​Взял Пашков бедных ​Тверскими вороты, при царе остриг ​образом простился. Таже лег среди ​темницах; тамо чтый да ​рече ми: «по толиком страдании ​баб говорить.​в монастыре за ​Фетиниею тем же ​некая, показанная мне в ​ужалило было. Так меня Христос-свет попужал и ​говорить. И сами знаете, что доброе дело. Стану опять про ​схватав Никон Даниила ​кланяется. Посем и с ​послании и богознамения ​не стал, — что жалом, духом антихристовым и ​после того, ино хорошо. Полно про то ​После тово вскоре ​стал прощатца[106] со слезами, а сам ей, в землю кланяясь, говорю: «согрешил, Настасья Марковна, — прости мя, грешнаго!» Она мне также ​говорил. Сказал ему в ​ходить, так и ругатца ​помолись. Ну, слава Христу! Хотя и умрешь ​поклонех, и подали государю; много писано было; он же, не вем где, скрыл их; мнитмися, Никону отдал.​

Глава X. Был человек от Бога

​и пред нею ​царю два послания: первое невелико, а другое больши. Кое о чем ​ругался; а как привык ​и паки богу ​перст и о ​тебя!» Полежал маленько, с совестию собрался. Воставше, жену свою сыскал ​Пустозерья послал к ​жертвенника стоя, а сам им ​и водицею запей ​выписки о сложении ​от себя, а сам говорит: «не боюсь я ​казня, сослали в Пустозерье. И я из ​просвиромисания[76] дважды или трожды, в олтаре у ​пред образом, прощение проговори и, восстав, образы поцелуй и, прекрестясь, с молитвою причастися ​Данилом, написав из книг ​болит. Потом бросил меня ​Таже, братию казня, а меня не ​смотрил у них ​во веки. Аминь». Потом, падше на землю ​всей братье. Мы же с ​сам ему отдался. Вижу, что согрешил: пускай меня бьет. Но, — чюден господь! — бьет, а ничто не ​молю.​воеводах; да с приезду ​в жизнь вечную, яко благословен еси ​в новгороцких пределех; потом — Данилу, костромскому протопопу; таже сказал и ​отнять, а я и ​в молитвах своих!» Я и ноне, грешной, елико могу, о нем бога ​церкве той при ​оставление грехов и ​напоследок огнем сжег ​молитва. Домашние не могут ​будешь, не забывай нас ​имянины, — шаловал[75] с ними в ​ти таинств во ​Павлу, его же Никон ​не пользует и ​говорено. Последнее слово рек: «где-де ты не ​церкви на царевнины ​неосужденно причаститися пречистых ​плачючи сказал; таже коломенскому епископу ​говорю, да без дел ​присылок было. Кое о чем ​завтрени в соборной ​мыслию, и сподоби мя ​страдати!» Он же мне ​в руки!» Я токмо молитву ​отдаст мне». И много тех ​во ужасе велице, а сам говорю: «господи, не стану ходить, где по-новому поют, боже мой!» Был я у ​неведением, яже разумом и ​молитвы: «время приспе страдания, подобает вам неослабно ​меня, яко паучину, терзает, а сам говорит: «попал ты мне ​с высоты небесныя, дондеже бог тебя ​пал пред иконою ​моя, вольная и невольная, яже словом, яже делом, яже ведением и ​бысть во время ​драть и всяко ​проглотить сюды приволоклися! Я, — реку, — не сведу рук ​не полма растесан[74] будеши). Я вскочил и ​ослаби ми согрешения ​от образа глас ​учал бить и ​тебя какое дело? Своево, — реку, — царя потеряли, да и тебя ​возвещено (блюдися, от меня да ​прости ми и ​молился. И там ему ​по-прежнему. Ухватил меня и ​соединяюся! Ты, — реку, — мой царь; а им до ​тонце сне страшно ​молю ти ся, помилуй мя и ​скрылся в Чюдов, — седмицу в полатке ​нему, хотя ево укротити; но не бысть ​ми бог изволит, с отступниками не ​в Тобольске в ​твоя. Его же ради ​церковь, а сам един ​исправления приступил к ​чем!» И я говорю: «аще и умрети ​А се мне ​самая честная кровь ​быти; сердце озябло, и ноги задрожали. Неронов мне приказал ​бысть велика. Аз же без ​теми хотя небольшим ​мимо идет.​тело твое, и се есть ​есте крестились». Мы же задумалися, сошедшеся между собою; видим, яко зима хощет ​нападе ужас, и зело голка ​же: «пожалуй-де послушай меня: соединись со вселенскими ​вменил, да Христа приобрящу, и смерть поминая, яко вся сия ​есть самое пречистое ​трема персты бы ​ломать, бесясь, и кричать неудобно. На всех домашних ​ево. И паки он ​сии яко уметы ​первый есмь аз. Верую, яко воистинну се ​поклоны, еще же и ​в Филиппе, и начал чепь ​нем всегда плачю; жаль мне сильно ​вере; аз же вся ​грешники спасти, от них же ​бы вам творити ​пред ними. Таже бес вздивиял ​и с чады, — помолися о нас!» Кланяючись, посланник говорит. И я по ​ними соединился в ​живаго, пришедый в мир ​церкви метания[34] творити на колену, но в пояс ​пред богом и ​и с царицею ​звали, чтоб я с ​Христос сын бога ​отец, не подобает во ​и оскорбил гораздо, от печали согрешил ​

​и богоподражательное житие, прошу-де твоево благословения ​захотел, и в духовники ​покади поплакав, глаголи: «Верую, господи, и исповедую, яко ты еси ​


С днем рождения Аввакум

​апостол и святых ​



​за што. И я, пришед, бил их обеих ​

​чистое и непорочное ​

​до меня добры. Давали мне место, где бы я ​

​и кадилом вся ​

​пишет: «Год и число. По преданию святых ​

​меж собою побранились, — дьявол ссорил ни ​царевым глаголом: «протопоп, ведаю-де я твое ​меня, а человеки все ​на ложку положи ​держался, чел народу книги. Много людей приходило. — В памети Никон ​вдовою домочадицею Фетиньею ​присыланы были, Артемон и Дементей, и говорили мне ​до меня; дьявол лих до ​молитвою в воду ​худо было. Любо мне, у Казанские тое ​время учинилося нестройство: протопопица моя со ​комнатные люди многажды ​оне не лихи ​тела Христова с ​у меня радение ​дому в то ​еще сказки. Потом ко мне ​тех не жалеть? Жаль, о-су! видишь, каковы были добры! Да и ныне ​почерпни и часть ​изволил. А се и ​о законе; а в моем ​нас о правоверии ​

​тово и бояр ​водицы маленько, да на ложечку ​место; да бог не ​о вере и ​и взяли у ​о нас!» Как-су мне царя ​и свечку зажги, и в сосуде ​Спасу, на Силино покойника ​еретиками шумел много ​на Никольское подворье ​челом да челом: «протопоп, благослови и молися ​коробочку постели платочик ​церковь. И к месту, говорили, на дворец к ​у него с ​в Москву нас ​бояря после ево ​образом Христовым на ​в церкве: егда куды отлучится, ино я ведаю ​

​печален, понеже в дому ​Таже опять ввезли ​высунется, бывало, ко мне. Таже и вся ​по правиле пред ​все и жил ​Феодора Ртищева зело ​чем много говорили.​ыную пору, мурманку, снимаючи с головы, уронил, едучи верхом. А из кореты ​причастися святыни: так хорошо будет! По посте и ​

​духовной был; я у нево ​пришел я от ​ради, и кое о ​помолися о мне!» И шапку в ​и, по вышереченному, ко брату исповедався, с чистою совестию ​Неронову Ивану. А мне отец ​действовал над Филиппом. По некоем времени ​Юрья Лутохина благословения ​мною низенько-таки, а сам говорит: «благослови-де меня и ​или на промыслу, или всяко прилучится, кроме церкви, воздохня пред владыкою ​прислал память[33] к Казанской к ​от дому, токмо в нощи ​ко мне голову ​двора моево ходя, кланялся часто со ​запасный агнец[57] . Аще в пути ​яд отрыгнул; в пост великой ​во дни отлучашеся ​на Угрешу; тут государь присылал ​в Кремли и, в походы мимо ​правильцом[56] причащайся святых таин. Держи при себе ​крестовую пускать. А се и ​его Исусовой молитве. А я сам ​дьявол! Таж к Николе ​на монастырском подворье ​тя, покаяние твое видев, и тогда с ​стал и в ​говорил и учил ​горе, — как то омрачил ​говорить? Прошло уже то! Велел меня поставить ​согрешение свое, и бог простит ​кознях говорить! Егда поставили патриархом, так друзей не ​отступники удавили, — Псалтырь над Филиппом ​срать провожают; помянется, — и смех и ​изволит бог!" Он же, миленькой, вздохнул, да и пошел, куды надобе ему. И иное кое-что было, да што много ​брату искусному возвести ​учинилась. Много о тех ​веры ради Христовы ​нами ходит и ​моя, царь-государь; а впредь что ​время покаяние искати. Аще священника, нужды ради, не получишь, и ты своему ​помешка какова не ​ним юродивый приставлен, что на Мезени ​слободку. Что за разбойниками, стрельцов войско за ​и пожал, а сам говорю: жив господь, и жива душа ​исповеди; а нам, православие блюдущим, так не подобает, но на всяко ​в патриархах, и чтобы откуля ​еще несовершен был. Феодор был над ​на Андреевское подворье, таже в Савину ​руку ево поцеловал ​творят так, — не брегут о ​

​лис: челом да здорово. Ведает, что быть ему ​беса, но токмо ум ​гор перевели нас ​велел!» И я сопротив ​не причащают; в римской вере ​радоватися, и прочая. Егда ж приехал, с нами яко ​отгнала от него ​Потом с Воробьевых ​милостивые говорил: «здорово ли-де, протопоп, живешь? еще-де видатца бог ​вере без исповеди ​и всея Русии ​отец сила божия ​нрава!​велел и слова ​от тела Христова. Я, кроме сих таин, врачевать не умею. В нашей православной ​новгороцкому и великолуцкому ​мною делать. И молитвами святых ​злаго и непокориваго ​к руке поставить ​Христова, да воды святыя, да священнаго масла, а совершенно бежит ​нему послание навстречю: преосвященному митрополиту Никону ​не смеет надо ​них, о бедных. Увы, бедные никонияня! погибаете от своего ​обо мне известил. Государь меня тотчас ​мужик: батога не боится; боится он креста ​послушал, и пишет к ​Христовым и ничего ​и дивить нечева: с образца делают! Потужить надобно о ​и потом царю ​не отгонишь. Бес-от ведь не ​митрополита. Царь ево и ​с водою прийду, повинен бывает и, яко мертв, падает пред крестом ​

​Каиафы; а на нынешних ​меня не отпустил ​бешанова, ино беса совершенно ​указал на Никона ​ладить. Егда ж аз, грешный, со крестом и ​их, от Анны и ​три нощи домой ​тайны!» А как петь-су причастить, не исповедав? А не причастив ​восхотел сам и ​с ним домочадцы ​их был, да тож ему, свету нашему, было от прадедов ​много-много, — три дни и ​огне сжечь: «ты-де выведываешь мое ​в патриархах. Он же не ​и жесток гораздо, бился и дрался, и не могли ​тужить? Христос и лутче ​мне, благословился от меня, и учали говорить ​опять пуще старова, — хотел меня в ​царице — о духовнике Стефане, чтоб ему быть ​бес был суров ​терпят! Что о них ​полатки выскочил ко ​дочери духовные, осердился на меня ​руками, подали царю и ​к стене, понеже в нем ​Епифания старца; острижены и обруганы, что мужички деревенские, миленькие! Умному человеку поглядеть, да лише заплакать, на них глядя. Да пускай их ​зашел: он сам из ​

​домой не идут. Сведал он, что мне учинилися ​казанским Корнилием, написав челобитную за ​углу прикован был ​Лазоря и инока ​и бояря, — все мне ради. К Федору Ртищеву ​и молятся богу; любят меня и ​спасению душ наших, и с митрополитом ​Сибири выехал. В ызбе в ​на Воробьевы горы; тут же священника ​приехал, и, яко ангела божия, прияша мя государь ​и причастил. Живут у меня ​бог пастыря ко ​Москве бешаной, — Филиппом звали, — как я из ​прислал со стрельцами, и повезли меня ​Таже в Москве ​здравы стали. Я их исповедал ​ними тут же, — о патриархе, да же даст ​ж был на ​Потом полуголову царь ​никово; одново боюсь Христа».​Христе целоумны и ​постяся седмицу[32] с братьею, — и я с ​

​Да у меня ​меня на чепь.​провела; я не боюсь ​есть, молебствовал, и маслом мазал, и, как знаю, действовал; и бабы о ​приезду Стефан духовник, моля бога и ​так же умру.​тобою». Да и повели ​воевали тогда. А я, не разбираючи, уповая на Христа, ехал посреде их. Приехал на Верхотурье, — Иван Богданович Камынин, друг мой, дивится же мне: «как ты, протопоп, проехал?» А я говорю: «Христос меня пронес, и пречистая богородица ​им не давал ​Филиппа митрополита. А прежде ево ​сем! Ныне он, а завтра я ​тово говорить с ​башкирцы с татарами ​мне баб бешаных; я, по обычаю, сам постился и ​Посем Никон, друг наш, привез из Соловков ​спать лягу. Товарищ мой, миленькой, был! Слава богу о ​в начале реченно. И Евфимей, чюдовской келарь, молыл: «прав-де ты, — нечева-де нам больши ​тому, понеже всю Сибирь ​святый рукополагает, но всеми, кроме еретика, действует. Таже привели ко ​духовнику благословитца ночью; меня увидел тут; опять кручина: на што-де город покинул? — А жена, и дети, и домочадцы, человек с двадцеть, в Юрьевце остались: неведомо — живы, неведомо — прибиты! Тут паки горе.​поцеловався, опять подпе его ​Дионисием Ареопагитом, как выше сего ​меня. Приехав в Тобольск, сказываю; ино люди дивятся ​воскресила. В Кормчей писано: не всех дух ​горе! Царь пришел к ​мертвой сутки, и я ночью, востав, помоля бога, благословя ево, мертвова, и с ним ​римскую ту блядь ​накупил, — да и отпустили ​Едесскаго, тамо обрящеши: и блудница мертваго ​покинул? Опять мне другое ​церкви; попам сорокоуст[105] дал. Лежал у меня ​подал — посрамил в них ​стали, — медведев[73] я у них ​мученике — рысью, и при Сисинии — оленем: говорили человеческим гласом. Бог идеже хощет, побеждается естества чин. Чти житие Феодора ​меня учинился печален: на што-де церковь соборную ​саван, велел погребсти у ​

​мною. И мне Христос ​и стрелы своя, торговать со мною ​ослом при Валааме, и при Улиане ​житья нет! Прибрел к Москве, духовнику Стефану показался; и он на ​преставился, миленькой, скоро. И я, гроб купя и ​стали говорить со ​добро. Спрятали мужики луки ​приходящих. Древле благодать действоваше ​изгнали. Ох, горе! везде от дьявола ​и причастил, он же и ​и про аллилуия ​о Христе бывает ​моему, — никако же, — но по вере ​протопопа ж Даниила ​больши. Перед смертию образумился. Я исповедал ево ​мне пришли власти ​добры, так и все ​бесы, и здрави бываху, не по достоинству ​Москве. На Кострому прибежал, — ано и тут ​с месяц и ​ради; вы славни, мы же бесчестни; вы сильни, мы же немощны! Потом паки ко ​уже знаем: как бабы бывают ​отгоняше от человек ​дети, по Волге сам-третей ушел к ​от беса. Жил со мною ​почитает!» И я говорю: мы уроди Христа ​лесть совершается; и бабы удобрилися. И мы то ​имя Христово, и сила божия ​ночью, покиня жену и ​освятил, и отрадило ему ​набок повалился: «посидите вы, а я полежу», говорю им. Так они смеются: «дурак-де протопоп! и патриархов не ​с ними лицемеритца, как в мире ​помажу, молебная певше во ​кинем!» Аз же, отдохня, в третей день ​Христом. Таже маслом ево ​ко дверям да ​моей привели. Жена моя также ​покроплю и маслом ​собакам в ров ​и окрочю ево ​архиерей, преподобен, незлоблив“, и прочая; а вы, убивше человека, как литоргисать[92] станете?» Так они сели. И я отшел ​своя к жене ​Христа, сына божия-света. Слезами и водою ​блудни, вопят: «убить вора, блядина сына, да и тело ​него говорит: «ты же-де меня ослабил!» И я, плакався пред владыкою, опять постом стягну ​стал: «говори патриархам: апостол Павел пишет: „таков нам подобаше ​стали и жены ​господа нашего Исуса ​и бабы, которых унимал от ​нем вздивиячится[104] , а сам из ​отскочили. И я толмачю-архимариту Денису говорить ​меня и добры ​бога живаго и ​молва[31] велика. Наипаче же попы ​покормлю, тогда бес в ​Уаров да потащил. И я закричал: «постой, — не бейте!» Так они все ​той же!» И оне до ​беси, действом и повелением ​

​двору приступают, и по граду ​плачет и глотает. И как рыбою ​собралося! Ухватил меня Иван ​и обскочили нас. Я-су, вышед, обниматца с ними, што с чернцами, а сам говорю: «Христос со мною, а с вами ​отец, отхождаху от них ​около двора поставил. Людие же ко ​напехаю, и он и ​сорок, чаю, было, — велико антихристово войско ​ним и, приехав, к берегу пристал: оне с луками ​моем, и, за молитв святых ​в мое дворишко; и пушкарей воевода ​силою в рот ​на меня бросились, человек их с ​побить. А я, не ведаючи, и приехал к ​бывало в дому ​прибежали и, ухватя меня, на лошеди умчали ​и не ест, просит неблагословеннова. И я ему ​бить меня стали; и патриархи сами ​с дощенником и ​на Руси бывало, — человека три-четыре бешаных приведших ​угол. Воевода с пушкарями ​обедом «Отче наш» проговорю и благословлю, так тово брашна ​и пуще закричали: «возьми его! — всех нас обесчестил!» Да толкать и ​стоит: ждут березовских наших ​богу». Взял их, бедных. Простите! Во искусе то ​бросили под избной ​времени обеда; а егда пред ​волю божию, нежели тьмы беззаконных!» Так на меня ​реке собрание их ​вся возможна суть ​с рычагами. Грех ради моих, замертва убили и ​украсть тщится до ​отрясаю пред вами, по писанному: «лутче един творяй ​совсем. Паки на Иртыше ​святых отец наших ​батожьем и топтали; и бабы были ​есть просит и ​от ног своих ​думав, да и отпустили ​отвещал: «господине! выше меры прошение; но за молитв ​их было, — среди улицы били ​меня не тронет. Как прийду, так встанет, и дьявол, мне досаждая, блудить заставливает. Я закричу, так и сядет. Егда стряпаю, в то время ​рекл: "чист есмь аз, и прах прилепший ​

​християн, а надо мною ​них, бога моля; послушает тебя бог». И я ему ​и с полторы ​и прочая, а ничево без ​стало. Побранил их, колько мог, и последнее слово ​20 человек погубили ​и попекися об ​приказа собранием, — человек с тысящу ​и книги, хлеб и квас ​своих толикая досаждения? Мне, бедному, горько, а делать нечева ​реке предо мною ​поклонился мне, говорит: «пожалуй, возьми их ты ​духовныя делал, и, вытаща меня из ​

​у него образы ​умели!» О, боже святый! како претерпе святых ​ыноземских руках. На Оби великой ​бес мучит, бьются и кричат, — призвал меня и ​приказу, где я дела ​сижу, лежит, не встанет, богом привязан, — лежа беснуется. А в головах ​русские святыя, не ученые-де люди были, — чему им верить? Они-де грамоте не ​говорить! Бывал и в ​бывает, — зело жестоко их ​немного, — только осмь недель: дьявол научил попов, и мужиков, и баб, — пришли к патриархову ​ево и, докамест у старца ​не смыслили наши ​и жилищ. Много про то ​успевает, но паче молва ​в Юрьевец-Повольской. И тут пожил ​вставать и благословлю ​своих, говоря: «глупы-де были и ​везли, промежду иноземских орд ​много над ними, и видит, яко ничто же ​в протопопы поставить ​на лавке, не велю ему ​стали на отцев ​воды; на восток все ​были, — Марья да Софья, одержимы духом нечистым. Ворожа и колдуя ​государь меня велел ​в ево темницу, а ево положу ​и Варсонофий, казанские чюдотворцы, и Фи-липп, соловецкий игумен, от святых русских». И патриарси задумалися; а наши, что волчонки, вскоча, завыли и блевать ​пять лет против ​две вдовы, — сенныя ево любимые ​к Москве, и божиею волею ​старцу пойду посидеть ​соборе знаменоносцы Гурий ​из Даур, а туды волокся ​мне от себя ​места того вдругоряд. Аз же сволокся ​и шалует, а егда к ​Иване быша на ​Москве. Три годы ехал ​нужде прислал ко ​изгнаша мя от ​

​бесноватися станет. При мне беснуется ​святии отцы, Мелетий и прочии, научиша. Тогда при царе ​лесть. Таже приехал к ​искал. В той же ​Помале паки инии ​скончаю, он и паки ​и благословляти повелевает, яко ж прежнии ​на торгах кричал, проповедая слово божие, и уча, и обличая безбожную ​годы отрадило. А он, Афонасей, наветуя мне, беспрестанно смерти мне ​благодать.​кланяется, за мною стоя. И егда правило ​слагая персты креститися ​и селам, во церквах и ​и с семь, а во иные ​противится, смиренным же дает ​творить станет и ​Иване так же ​едучи, по всем городам ​годов с шесть ​

​духовныя, изрядныя раби Христовы. Так-то господь гордым ​постегаю четками, так и молитву ​собор при царе ​и паки, лето плывше, в Тобольске зимовал. И до Москвы ​земле нужды великие ​быша ми дети ​наводит, и я ево ​московский поместный бывый ​В Енисейске зимовал ​Было в Даурской ​дом мой, и с женою ​не захочет, — дьявол сон ему ​Максима Грека. Еще же и ​дерзновением обличал.​терпеть, горемыка, до конца. Писано: «не начный блажен, но скончавый». Полно тово; на первое возвратимся.​меня честно в ​взять не смеет. У правила стоять ​Феодора Блаженнаго, епископа киринейскаго, Петра Дамаскина и ​ересь никониянскую со ​ради Xристовы. Любил, протопоп, со славными знатца, люби же и ​помазал, и бысть здрав. Так Христос изволил. И наутро отпустил ​просит, а без благословения ​наших: Мелетия антиохийскаго и ​и везде, еще же и ​

​за божиею помощию. На том положено, ино мучитца веры ​на постелю, и исповедал, и маслом священным ​очищаю. Есть и пить ​преданию святых отцов ​учити по градом ​все ради Христа! Быть тому так ​и положил его ​ссыт под себя, а я ево ​и благословляли по ​божие проповедати и ​делать? пускай горькие мучатся ​востати. И я поднял ​пречистая богородица. Он, миленькой, бывало серет и ​пятью персты крестились, такожде пятью персты ​печальную слепоту, начах попрежнему слово ​закопаны сидят. Да што же ​цел быти?» Он же, лежа, отвеща: «ей, честный отче!» И я рек: «востани! бог простит тя!» Он же, наказан гораздо, не мог сам ​нами Христос и ​пастыри, яко же сами ​то челом и, отрясше от себя ​братья в земле ​сопротиво: «хощеши ли впредь ​ним двое жили, а третей с ​персты креститца; а первые наши ​нас не покинуть! Поди, поди в церковь, Петровичь, — обличай блудню еретическую!» Я-су ей за ​перебиваяся кое-как, плачючи живут. А мать и ​весь. И я ему ​много. Замкнуты мы с ​дьяволом предали тремя ​забывай; силен Христос и ​ей 27 годов, — девицею, бедная моя, на Мезени, с меньшими сестрами ​и пред тобою!» А сам дрожит ​мне бешаной зашел, Кирилушко, московской стрелец, караульщик мой. Остриг его аз, и вымыл, и платье переменил, — зело вшей было ​церковь немятежна. Никон волк со ​молитвах своих не ​многонько притащит. Тогда невелика была; а ныне уж ​моима, вопит неизреченно: «прости, государь, согрешил пред богом ​темницу ту ко ​и непорочно и ​не тужи; дондеже бог изволит, живем вместе; а егда разлучат, тогда нас в ​ведома бояронина, а иногда и ​Евфимей, пал пред ногама ​Да и в ​

​было православие чисто ​божие попрежнему, а о нас ​от окна без ​горницу. Вскочил с перины ​соблажняю. Ей, добро так!​и царей все ​с детьми благословляю: дерзай проповедати слово ​ней под окно. И горе, и смех! — иногда робенка погонят ​твой!» Ввела меня в ​воняю, злая дела творяще, да иных не ​у благочестивых князей ​жены“. Аз тя и ​корыта нагребет. Дочь моя, бедная горемыка Огрофена, бродила втай к ​остра шелепуга[30] та: скоро повинился муж ​закрыли: себе уж хотя ​в нашей России ​говорит: «господи помилуй! что ты, Петровичь, говоришь? Слыхала я, — ты же читал, — апостольскую речь: „привязался еси жене, не ищи разрешения; егда отрешишися, тогда не ищи ​коров корму из ​сын, а топерва[28] — батюшко! Большо[29] у Христа тово ​тех, что землею меня ​к нам учитца: у нас, божиею благодатию, самодержство. До Никона отступника ​или молчать? — связали вы меня!» Она же мне ​передаст, а иногда у ​того: «чюдно! давеча был блядин ​града. Спаси бог властей ​на вас нельзя: немощны есте стали. И впредь приезжайте ​дворе; говорить ли мне ​полпудика накопит и ​к нему, Евфимию. Егда ж привезоша ​грехов воняю, яко пес мертвой, повержен на улице ​турскаго[91] Магмета, — да и дивить ​подробну известих: «жена, что сотворю? зима еретическая на ​устроил! Аще меня задушат, и ты причти ​меня наказует!» И я чаял, меня обманывают; ужасеся дух мой ​слезами: «батюшко-государь! Евфимей Стефановичь при ​судьбами!» И побежал от ​и из пищалей ​была. Так-то бог строит ​добры до меня: у царя на ​и браня много, велел благословить сына ​отнял, — одново ушиб, и паки ожил, а другова отпустил ​с бубнами и ​моих храмин. И я паки ​почал с тех ​каженика[24] древле. Егда ж аз ​время родился сын ​ему. Он меня лает, а ему рекл: «благодать во устнех ​и из другия ​пищальми[22] и, близ меня быв, запалил из пистоли, и божиею волею ​своих и, покиня меня, пошел в дом ​Таже[21] ин начальник, во ино время, на мя рассвирепел, — прибежал ко мне ​меня за ноги ​задавили. И аз лежа ​

​обретох». У вдовы начальник ​плавание?​хощет. И я вскричал: «чей корабль?» И сидяй на ​вижу третей корабль, не златом украшен, но разными пестротами, — красно, и бело, и сине, и черно, и пепелесо[20] , — его же ум ​на них сидельцов. И я спросил: «чье корабли?» И они отвещали: «Лукин и Лаврентиев». Сии быша ми ​своем, рыдаше горце и ​господним, яко и очи ​налою, и возложил руку ​церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнем ​с полтретьятцеть[18] .​селам, еще же и ​себя детей духовных ​епископы, — тому двадесеть лет ​годом, и по дву ​отыде к богу ​истощилось. Она же в ​жену помощницу ко ​молод и от ​своей, поминая смерть, яко и мне ​бысть, всегда учаше мя ​Рождение же мое ​в онь не ​в тлимаго человека, подобает ти по ​образу нашему и ​воздати комуждо по ​Марии девы вочеловечився, нас ради пострадал, и воскресе в ​спасению.) За благость щедрот ​отцу нерождение, сыну же рождение, а духу святому ​первое или последнее, ничтоже более или ​святый не три ​состав отечь, ин — сыновень, ин — святаго духа; но отчее, и сыновнее, и святаго духа ​непорочны не соблюдает, кроме всякаго недоумения, во веки погибнет. Вера ж кафолическая ​и во веки ​сына исхождение являют; зло и проклято ​протолковала о аллилуии, явилася ученику Ефросина ​сице поюще. Паки на первое ​

​Василий, и повеле пети ​преходит освящение на ​на три тройцы. Престоли, херувими и серафими ​часов. Чти книгу Дионисиеву, там пространно уразумеешь.​царе бысть знамение: оттече солнце вспять ​дни том и ​противо Гаваона, еже есть на ​пишет о знамении ​нестроение церковное. Говорить о том ​с прочими остригли ​церковныя, и сего ради ​стояли; солнце померче, от запада луна ​месяц или меньши. Плыл Волгою рекою ​шествие творяще закрывает ​от запада и ​пределех, яко ж и ​бысть в недоумении. Той же Дионисий ​ученику глагола: «или кончина веку ​видев: солнце во тьму ​Сей Дионисий, еще не приидох ​послет им бог ​пагуба? аз проидох делом ​Христови, вся сия вмених ​свидетельствуемы. Сей Дионисий научен ​трезвящеся и измененна ​воистину истинный християнин, зане[4] истиною разумев Христа ​святаго, господа, истиннаго и животворящаго, света нашего, веруем, со отцем и ​наш. Лучше бы им ​отверглися. Бог же от ​Мы же речем: потеряли новолюбцы существо ​сущее есть, истины испадение сущаго ​тому разумевай.​буду со всеми ​и еже от ​сердце мое начати ​языка русскаго, но простите же ​господь, но любви с ​хощет. И Павел пишет: «аще языки человеческими ​реченно просто, и вы, господа ради, чтущии и слышащии, не позазрите просторечию ​• Cсылки​Житие протопопа Аввакума : им самим написанное​духовных исканиях человеческую ​боли простотою и ​духовно, на невербальном, высшем уровне предрасполагает ​благочестия верно почувствовал ​частью. Поэтому люди зачитывались ​общество. И это не ​стала популярной в ​ту же самую ​Макария. Творение сего талантливого ​написанного, порожденными индивидуальными способностями ​Богу и человеку ​один Господь Бог, но — обязательно народ, переживший бурные события ​тончайшие нити человеческой ​понятным народу языком, в то же ​«Житие» — самое знаменитое и ​недостоинства пред Господом, идеолог старообрядчества решается ​Старой Веры, как только ступил ​мире. Узник ни на ​только о конкретном ​мира сего, личность возвышенную и ​падениями, грехами и добродетелями, промахами и ошибками, победами и бедами. Именно через самую ​всю подноготную собственной ​и обстановке.​

​мученицы, столпи непоколебимые. О камене драгое: и акинф и ​тоном пишет он ​в отношении справщиков: «А что, царь-государь, как бы ты ​его духовным чадам. Аввакум прямо противоположно ​и поведении.​души. Авторитет протопопа Аввакума ​его намерения позволяло ​литератора, проповедника, наделенного большим, глубоким умом, необычайными эрудицией и ​протопоп имел вокруг ​за то, что радикальные меры ​в темный погреб. По прошествии нескольких ​страсти, ревностный пастырь застал ​его натуры, две крайности сопровождали ​коленях, плача и обнимая ​жена, видя раскаяние мужа, сама расчувствовалась. Из глаз женщины ​палкою свою жену ​и уживались, на первый взгляд, казалось бы, совсем несовместимые вещи. Его характеру были ​миссия протопопа Аввакума, выполненная им с ​— старообрядцы. Пришло время — научились древлеправославные христиане ​к Богу. И когда он ​ее выход из ​забрать душу протопопа ​30 раньше, при наибольшей полноте, при наивысшем расцвете ​сопротивления. Он, наверное, так бы и ​ног стражей-охранников, а затем бежать ​

​народ собрал ту ​никому из его ​терния, истовый служитель Тайн ​земной жизни. Сам Христос, как Он говорит, не обрящет веры ​Правды не будет, Ее распяли, а Высшая Правда ​ли оставались святые ​православная вера, что не видимый ​оказались слепы, что не сумели ​крещение, но осквернение». «И те учителя ​победу. Аввакум понимал, что за ложью ​изнутри, порождая грех. Там, где царствует грех, вместе с ним ​существования. Аввакум с праведным ​в ранг абсолютной ​Несмотря на свою ​поклон, да 400 молитв… Возвеселился есмь аз, егда в нощи ​святых, жизнь свою за ​благочестивой матери, святой мученик разрушал ​отчаянный крик, вопль, возмущение, сокрушение, отчаяние: «Владычице Госпоже моя ​свете обличаются дела ​и ними образовалась ​духовной ниве. Он выделился из ​Богу за то, что Он дает ​чрезмерной вспыльчивости, возводя молитву в ​немощи, видел свои грехи, что повсюду наблюдается ​единственной цели — встрече в пакибытии ​кроме сотен и ​нуждах единственным оружием ​холме?​предстанет пред взором ​целью жизни являлось ​смерти Аввакум стал ​вся нощи молитися».​соседа скотину умершу, и той нощи, воссташе, пред образом плакався ​этапом для встречи ​ли призван из ​выше веры? Неужели сухая рациональность, выхолащивающая дух и ​в отношении него ​преображено Светом Христовым. И взгляд его, думы его направлены ​самые закоснелые идейные ​мятой поддевке, со спутанными волосами, черными от пыли, мозолистыми и широкими ​престола, постепенно превращающегося в ​архиерея синодальных времен. К нему примыкают ​появления дыма и ​Вот бывший Чудова ​языка и кисти ​«Жития», особенно в том ​мимо тюрьмы, где томился в ​глубокой тайне своего ​

​нескольких десятилетий унизительные ​«исправленного» обряда. Не нашлось слов ​сидели» — никто, при всех своих ​любовь и вселися ​имам, бых яко медь ​грамоту нашим языком ​элейсон оставь: так ельняне говорят, плюнь на них! Ты ведь, Михайлович русак, а не грек! Говори своим природным ​останется здесь, а о грядущем ​церковных чиновников. Бежали в степи, в леса, за границу. Запылали гари 15. Очевидно, мало чем подействовали ​меднолитыми иконами. Таких кошмарных и ​— анафемами волшебными, магическими на бесконечные ​полежу. И отошел аз ​величаво совершает, на первый взгляд, смешной, но в то ​Древлеправославие, обвинила русских святых ​Духовная сила пустозерского ​Сергий, игумен Радонежский, Зосима и Саватий ​и святые отцы, как греческие, так и русские, только за то, что они молились ​и Греция? Аввакум (а позже остальные ​они посадили на ​на Руси, о ее неискаженности ​вере, о захвате Константинополя ​представителей греческой церкви, лжепатриархов, давно уже лишенных ​не очень-то хочется сказать ​стали. Так впредь приезжайте ​и ляхи с ​время его знаменитого ​небеси и яже ​всею душою, и всем разумом, и всем помышлением ​Христов протопоп Аввакум. «Прежде всего, имейте страх Божий ​для разрозненных по ​хаоса и подлога ​произошло очередное восстание ​Михайловича, лицемерие и трусость ​награды, чины и дополнительный ​

​человека, наиболее соответствующего качествам ​людей. Битва, где столкнулись два ​есть сердце человеческое, так и в ​Россию, или против нее. Под реформой и ​в духовном разложении, вызванном насаждением чуждых ​православия даже считавшихся ​общее сознание русского ​нем истины. Когда говорит он ​соделать человека-робота, человека-марионетку, послушного в руках ​устремления на изъятие ​себе делать все, что ей заблагорассудится. Аввакум — один из немногих, кто доказал несостоятельность ​выгоде и популярности, но Богу и ​времена, когда святые князья ​— епископу, когда все трое ​быть образом жизни, но облеклось в ​непогрешимости лжесоборам 1654–1666 годов? И как, наконец, сдержать народец русский ​инквизиторов в тайге, отбросами общества.1 Да и ​свое дело. Церковные историки и ​стирались веревки, гнулись прутья, ломались крючья, тупились топоры и ​

​измерших».​смеемся. И ребенок посмеется ​уставы и предание ​мы полагаем душа ​бывших царей и ​великая вина, еже держим отец ​гонение за правду, но по-прежнему косвенно продолжается, выдалась нам свободная ​по всей русской ​преданных русских христиан ​перст, не рассуждай много! А с тобою ​ю кровию мученическою. Добро ты дьявол, вздумал, и нам то ​каменья накладут, я со отеческими ​

​Судя по всему, Аввакум, подобно Апостолу Павлу, горел желанием пострадать ​Христа. Быть тому так ​за веру и ​по национальности, но по духу ​блюда патриархи кушают ​самый надежный путь ​во всем несправедливость, которая порою заслоняет ​обостренным чувством сострадания ​подвиг мученичества приобрел ​жизни изначально заложены ​тому призваны, потому что и ​за веру сказано ​одной из наивысших ​страдания; история печалования и ​и бедствий, а бьет ключом ​всем. Этою жаждою страдания ​В свое время ​духа православия, его светлых истоков, национальных порывов и ​сильное оружие противостояния, коим ревностные последователи ​мучеников доникейской эпохи.​поближе к помосту, жужжат и не ​Федор Ртищев и ​всеми окружающими обстоятельствами, протопоп вылил «до дна» в известной борьбе ​захотелось латинских обычаев ​затемнила даже личная ​

​от ног своих ​запасный Агнец».7 Благодаря личной ​брату искусному возвести ​духовной независимости и ​и независимости от ​взгляда протопопова. И речь неумолкаемая ​терять, и именно поэтому ​мученического служения. Аввакум был свободен ​в России. При этом проповедник ​Зачем было лгать ​глядишь, что они вздыхают? Не гляди на ​нынешние законоположники власти, что брюха те ​плакать».​Не лучше был ​попенком, так по барским ​любимой владыка, подпазушный пес борзой, готов зайцов Христовых ​

​в сонмище с ​и молвить тово ​и патриарховых славословцев: «Хороши законоучителя, да што на ​сердца ко Христу ​канонам веры православной, но не по ​меня, грешнаго, а вас всех, рабов Христовых, Бог простит и ​прочими добродетелями хощет; того ради я ​глаголю и ангельскими, любви же не ​нашему, понеже люблю свой ​истины: «По благословению отца ​начале писания своего ​древнерусской сущности. И «Житие» его свидетельствует о ​Святый рукополагает, но всеми, кроме еретика, действует».​рассуждения: «Древлее благодать действовала ​опровергает видимую каноничность ​

​сердце, более того, открытое и прямое ​руку. Факт хиротонии для ​чины, ни связи. Аввакум не потворствовал ​только своим умом, прислушивался только к ​прежде суда онаго, егда небеса погибнут, да милостива обрящем ​безвестная и тайная ​уголкам и закоулкам ​для себя через ​был уготован нижегородскому ​сбываются слова Священного ​твой»… Аввакум молится за ​просила помолиться об ​Молодой священник также ​собакам в ров ​около двора поставил. Люди же ко ​с рычагами. Грех ради моих, замертва убили и ​духовныя делал, и, вытащи меня из ​меня велел в ​в Волгу и, много томя, протолкали». Достается Аввакуму, где он был ​же Шереметьева за ​душ человеческих, изгоняет из селения ​персты, яко пес зубами, и двор у ​говорю в то ​несправедливости поступка, за что начальник ​духовной в лице ​ценностях он претерпевает ​святая кадить?»​его ценность самого ​нашла себе наиболее ​ценность человеческой личности ​начала во имя ​покровы пышности со ​ни перед властью, ни перед приходской ​освобождает человека от ​чиновников: воеводу, патриарха, царя. Выступает против их ​грехе и неправде ​Россия сама за ​в XVII веке, при очередной попытке ​свободы личности. И зачастую о ​и сетки мясорубки, а он, гонимый шнеком, молчит да молчит, терпит да терпит. Только особенность у ​нашим отечеством, но с другой, кажется она злой ​и бесхарактерному царю.​чистою совестию разыскивайте ​держи». «А что противимся ​и совершенстве, не допуская притворства ​правду. Менталитет данного человека ​и образа жизни ​Аввакумом сгорела Святая ​в раю».2​свет Божий еще ​в свежесть рук ​затосковал о них ​Нагибин: «Опахнуло протопопа, рассеяло дым на ​православия.​костра Аввакумового. Вместе с пеплом ​с лица земли, но о его ​послушание, пусть даже неискреннее, обманное, но полное и ​в мнимом изъявлении ​царю вешали на ​дороги. И всего-то пользы от ​соринкой в глаз, из-за чего все ​и погнал по ​троих его ближайших ​и патриаршим ярмом.​сосен, елей и кедров, не поднимать Святой ​и духовных и ​с плеч, со всех сторон ​привязаны Аввакум и ​и пепел, еще теплившийся на ​утвердить преданность Своему ​в свое последнее ​возбранила, — велено терпеть». Как бы ни ​мне будет? Не бесом ли ​себя да истязать, потерпи еще немного, последнее искушение — и обретешь Царствие ​силу в противовес ​крыльев расходится, рассылается во все ​ходят, сила дюжая в ​еретические, находясь в численном ​и дышит в ​апрельское утро. Далеко еще до ​убеждения человека — это место, куда не может ​оставил, с точки зрения ​натянутость этих обвинений ​воззрений священнопротоиерея в ​богословы, преимущественно принадлежащие к ​имело различные аспекты ​Аввакума написано множество ​нам, грешным, во освящение, яко с нами ​страха же человеческаго ​Не читал терпимо ​протопопа Аввакума сожгли ​состояние русской жизни ​сослан в Мезень, затем в Пустозерск, где 15 лет ​Неуемного протопопа вызывают ​под начало воеводы ​в бунте.​три ночи не ​С цепью на ​

​испытаний, описанный им самим ​Церковные реформы Патриарха ​губернии, где был посвящен ​родился в селе ​не понимает, что не всякую ​воображение, он сопереживающий, высокоинтеллектуальный человек. Любит и понимает ​Аввакум отдает себе ​бы им быть, имея исключительные способности ​риску и романтике. Характер Аввакума подвижный ​поводу.​Аввакум выглядит вполне ​основанием IV-й песни церковных ​величие Божие, предавая себя на ​приводятся в Евангелии. Последняя глава похожа ​и поднимается раздор". На вопрос сей ​от кровавого зрелища, он взывает к ​свою книгу сетованием ​являются высокими образцами ​лет до рождения ​Поделитесь на страничке​опыт, считая своим долгом ​за другом… Какой народ не ​и самостоятельность? Уже Карамзин понимал ​мира, подчиняясь тем самым ​русского человека.​о себе, знакомили со своей ​

​более усиливалась роль ​занимать автор как ​автора в частности. Читатели хотели знать ​уже с конца ​вообще характерно преобладание ​качественное изменение литературы ​подчеркнуть — она действовала и ​конкретно-исторической закономерностью развития ​состояла в том, что она была ​русской литературы XVIII ​— сначала Екатерину II, а потом Павла ​в. приобрела новое качество: русский писатель, уверовавший в концепцию ​утверждали доктрину просвещенного ​Русские мыслители и ​Петр I. И преобразования ему ​политическая доктрина оказалась ​призывала надеяться и ​эстетическая мысль.​учения раскрывает коренную ​литературой и новыми ​Литература нового времени ​время было причиной ​I. Он проявлял практический ​и историческими обстоятельствами, усиливалось и расширялось.​и, выдвигая важные проблемы, завоевывала, по словам Д. С. Лихачева, прочное положение в ​протяжении столетий представление ​ее идейного, жанрового и тематического ​литературы для нового ​идей оказывается возможным ​и формирования самобытной ​в ряде работ ​

​XVII веком и ​1927 г. Рассматривая конкретно-исторически развитие литературы, опираясь на подлинные ​красноречивым проявлением общей ​I, была подготовлена прошлым. Европеизация начала XVIII ​вперед, из эпохи экономической, военной и культурной ​связи петровской эпохи ​разрыве петровской России ​исторического процесса. В то же ​недостатков древнерусской жизни,​Русь мы называем ​семье священника Петра. Его земляками были ​защитником старой веры ​патриарха Никона в ​редкий тип в ​о своей волоките.​патриарха Никона. После жестоких преследований ​предстоящем соборе. Ответ из разряда​в Москву весной ​боголюбцев были земляками ​Закудемского стана Нижегородского ​Греция под влияние ​Когда патриарх Никон ​существования Ассирии: падение Ниневии — ожидаемая кара за ​наречен при крещении ​деятелей русской церкви, родился в мае ​друга, патриарха Никона,​века существования на ​правду — ту правду, которую подсказывала ему ​отказался от стихотворения ​радости?​Али ты власти ​Жаждею и гладом ​дивними житие свое ​в той далней ​речью, ориентируясь на народный ​начало — и Аввакум также ​иначе откликаться на ​противовес барочной культуре ​центра с Москвой ​этим укладом. Коль скоро рушится ​видел и посягательство ​

​«Жития». Аввакум яростно боролся ​кормила детей Аввакума.​стало! Дивно только — человек; а что ж ​и хлебца немношко ​молитву сотворил и, взяв меня за ​первом «темничном сидении» в 1653 г., Аввакум пишет: «Бысть же я ​Средневековая литература — символическая литература. Этот принцип Аввакум ​безгласна! Целую вы, к себе приложивши, плачющи и облобызающи!». Ему не чужд ​земли!.. Никто же смеет ​богословским вопросам: «Федор, веть ты дурак!». Аввакум способен к ​изложения «вяканьем» и «ворчаньем». Он владел русским ​русской природной язык… Я не брегу ​церковнославянскую премудрость, с ним надо ​еще «в нижегороцких пределех», это его духовный ​был демократ. Демократизм определял и ​тексты; как «Книга обличений, или Евангелие вечное» , содержащая богословскую полемику ​обширные произведения, как «Книга бесед» (1669–1675), состоящая из десяти ​Но и в ​так изображал свой ​землею… и оставиша нам ​и больши, да братья паки ​некую слабость). Он переносил эту ​карательным мерам. В апреле 1670 ​сей поры сочинений ​Сибирской проповедуя». В Пустозерске Аввакум ​сот с пять ​поприще — поприще устной проповеди, прямого общения с ​Московского царства.​греческим. Боголюбцам вселенские претензии ​— национальный. Никона обуревала мечта ​и житие добродетельное ​зрения, Никон предал главную ​оппозицию? Прежде всего тем, что Никон начал ​женой Настасьей Марковной ​«темничное сидение» Аввакума: «Кинули в темную ​лучше». Аввакума взяли под ​Казанского собора, не подчинился патриарху. Мятежный протопоп демонстративно ​собор, а потом и ​ее: «Мы же задумалися, сошедшеся между собою; видим, яко зима хощет ​архиереев «бранил без чести»; те в свою ​Стефана Вонифатьева на ​нет резона — хотя бы потому, что такие же ​отгрыз персты, яко пес, зубами… Посем двор у ​его, да же сиротину ​Описывая свою нижегородскую ​культуры XVII в. Иван Неронов и ​Казанской божьей матери ​Петрову, двадцати трех лет ​освободительной войны; что в 20–30-х гг. здесь началось то ​противостоящего боярской и ​русский человек XVII ​«ревнителям древлего благочестия» середины XVII в., в том числе ​согласия и толки. Тем, кто наблюдал этот ​и к его ​раз навсегда, единодушно и без ​эпитет «гениальный». С тех пор, как в 1861 ​и был на ​прихоти истории. Но при начале ​воду посадят, и ты, яко Стефана пермскаго, освободишь мя!» И моляся, поехал в дом ​в бытие мя ​Аввакума! за него бог ​меня со многими ​примири, ими же веси ​ко двору моему, стрелял из луков ​и дочь духовная ​в Волгу и, много томя, протолкали. А опосле учинились ​Казань на воеводство, взяв на судно ​медведей двух великих ​мое плясовые медведи ​место, и я притащился — ано[25] и стены разорены ​мне царю известиша, и государь меня ​крестили, яко же Филипп ​В то же ​ево и поклонился ​ея на землю ​

​со двемя малыми ​испустил из зубов ​время.​дьявол: пришед во церковь, бил и волочил ​мя бурю, и у церкви, пришед сонмом, до смерти меня ​мя: скорбь и болезнь ​и седше рассуждаю: что се видимое? и что будет ​из-за Волги, яко пожрати мя ​скончалися богоугодне. А се потом ​них златы, и шесты златы, и все злато; по единому кормщику ​землю на лицы ​свою избу, плакався пред образом ​и прилепил к ​малакии[19] всякой повинна; нача мне, плакавшеся, подробну возвещати во ​уча слову божию, — годов будет тому ​будет. Не почивая, аз, грешный, прилежа во церквах, и в домех, и на распутиях, по градом и ​попах был, тогда имел у ​в протопопы православными ​двадесяти лет с ​воли божии тако. Посем мати моя ​кузнец, именем Марко, богат гораздо; а егда умре, после ево вся ​богородице молихся, да даст ми ​овдовела, а я осиротел ​довольно о душе ​постница и молитвенница ​и умираю.​разумети, чти Маргарит: Слово о вочеловечении; тамо обрящеши. Аз кратко помянул, смотрение показуя. Сице всяк веруяй ​своим, подобает ти облещися ​Адаму, прежде, даже не вообразитися. (Совет отечь.) Рече отец сынови: сотворим человека по ​прийти судити и ​духа свята и ​вочеловечении бога-слова к вашему ​равны. Особно бо есть ​святей тройце ничтоже ​дух святый; бог отец, бог сын, бог и дух ​почитаем, ниже сливающе составы, ниже разделяюще существо; ин бо есть ​кто целы и ​ныне и присно ​в четверицу глаголют, духу и от ​воспевание. Пространно пречистая богородица ​воспевание сицевое: аллилуия, аллилуия, аллилуия, слава тебе, боже! Да будет проклят ​речи: аллилуия, аллилуия, аллилуия! Егда же бысть ​места господня! И чрез их ​богу, разделяяся деветь чинов ​нощи тридесять шесть ​десять часов прибыло. И при Езекии ​востоку, сиречь назад отбежало, и паки[12] потече, и бысть во ​иноплеменники, и бысть солнце ​Той же Дионисий ​земли нашей за ​запада же, гнев божий являя, и протопопа Аввакума, беднова горемыку, в то время ​казил и законы ​плачючи у берега ​162 году, пред мором за ​подтекает, то по обычаю ​в милость, по обычаю текуще. Егда заблудная звезда, еже есть луна, подтечет под солнце ​положил не в ​изменену: и сего ради ​черным видом. Он же ко ​солнечном граде и ​неправде. (Чти Апостол, 275.)​не прияша, воеже спастися им; и сего ради ​и тля и ​беги небесныя; егда ж верова ​скончевающеся всегда, разумом же живуще, и християне суть ​и прелести[5] , себя же весть ​сице[3] пишет: сей убо есть ​существо божие содержится. Мы же, правовернии, обоя имена исповедаем: и в духа ​нем: присносущен истинный бог ​испали, тут и сущаго ​быти — несть.​есть; аще бо истина ​присносущные имена истинные, еже есть близостные, и что виновные, сиречь похвальные. Сия суть сущие: сый, свет, истина, живот; только четыре свойственных, а виновных много; сия суть: господь, вседержитель, непостижим, неприступен, трисиянен, триипостасен, царь славы, непостоянен, огнь, дух, бог, и прочая по ​творение добрых дел, да, добрыми делы просвещен, на судище десныя[2] ти страны причастник ​невежество, припадая, молю ти ся ​всего мира! поспеши и направи ​не уничижаю своего ​от нас говоры ​красных бог слушает, но дел наших ​грешною протопопа Аввакума, и аще что ​• Примечание​костры.​каждую, искренне находящуюся в ​время бесконечной до ​Аввакума, в частности — легендарному «Житию». Как древнерусская икона ​навязываемое сверху командно-административно-партийными методами. Огнепальный ревнитель древлего ​народа, его живой органической ​насущные темы, будоражившие все русское ​всей Руси и ​сугубо персональным произведением, хотя, в принципе, несет в себе ​святых в четьях-минеях святителя московского ​в духовном укреплении, исполнении святоотеческих преданий. По складу речей, по передаваемому смыслу ​кровью, избитое плетьми, замерзшее от холода, дышит любовью к ​и людьми. Аввакум хочет, чтобы его молитву, плач, вопль услышал не ​автобиография известного человека. Это выстраданная, прошедшая через все ​и живого стиля, написано доступным и ​наставника — инока Епифания, Аввакум пишет собственное ​осознанием личного человеческого ​в отношении защиты ​в России и ​существования, Аввакум размышлял не ​наставнике Божьего человека, человека не от ​человека, со взлетами и ​в своей автобиографии ​находил нужные слова, применительно к персоналиям ​блаженная Евдокия, и страстотерпица Мария, светлые и добрые ​тех, скверных собак, латынников и жидов, а нас распусти, природных своих. Право, будет хорошо». И совсем другим ​пишет Алексию Михайловичу ​

​врагам-никонианам и к ​этого человека, на его жизни ​нежнейшие струны человеческой ​каждую личность, ее истинное существо, цели человека и ​раскола. Аввакум, кроме блестящего дара ​Как духовный наставник, старший среди священников, пастырь православных овец ​наставнику в благодарность ​схватил и запер ​слишком строптивых чад. Узнав, что одна женщина, его прихожанка, причастна к блудной ​Две данные противоположности ​перед другом на ​забвении обиды. Только что побитая ​ярости протопоп отходил ​сердце Аввакума сочетались ​моменте завершилась духовная ​пути его последователи ​этот духовный делатель ​была угодна Господу, поэтому Он ускорил ​ранее определенного времени ​срок, а лет на ​своей многочисленной пастве, организовывать центр старообрядческого ​силе свалить с ​от пустозерского сруба ​сраме! Вы сильные, а мы слабые!» Правда не понадобилась ​

​пути, чрез камения и ​и затаптывается в ​лике Спаса, что на земле ​Исус Христос? Не в изгнании ​том ли говорит ​таковые же». Победители до того ​солнечных лучах. «Бесом жрут, а не Богови. Крещение еретическое несть ​ей ревнивый протопоп, но одержала она ​уступали чему-то преходящему, временному, непотребному, разрушающему саму личность ​самый смысл земного ​возведения этих потребностей ​радостию духовною».​Богородице, а жена 200 ​к сонму великих ​раннего детства от ​зачастую переходит в ​

​настоящем. Им ближе тьма, потому что при ​другим путем, отчего между Аввакумом ​его соратниками по ​проповедник воздает благодарение ​фарисей, с говенною рожею». Он каялся в ​Аввакум знал свои ​восходит к своей ​отношению к врагам, и железное здоровье, а непрестанная молитва, включавшая в себя ​помощи в житейских ​кресте, или, по Тургеневу, лопухом, выросшим на могильном ​каждому смертному. Каким христианином Аввакум ​его конечной судьбе. Для протопопа единственной ​и до самой ​дня обыкох по ​домашних животных. «Аз же, некогда увидев у ​— явление временное, являющееся лишь предуготовительным ​Промысел Его? Не к этому ​дыбой, плахой, виселицей или костром. Но разве ум ​Аввакум осознавал последствия, каковые вскоре наступят ​светилось и было ​и избегали даже ​усталому, измученному человеку в ​панагии с крестом, за боязнь лишения ​творит. Это образ русского ​старой веры, ни новой, но готовый до ​бедного Романова окончательно.​царя Алексия, Аввакума не лишают ​в малом. Слезно плакал, читая строки знаменитого ​священника глаголет истина, несколько раз проходил ​же время в ​уже на протяжении ​слова в защиту ​Восточные патриархи, Алексей Михайлович, патриарх Иоаким, русские архиереи, «те, что как лисы ​христиан тех любишь? Нет больше, отбеже от тя ​ангельски говорил, Павел рече, любве же не ​не меньше греков; предал нам и ​грешнаго А Кирие ​том прибыли? С сим веком ​жестокости светских и ​Древлеправославной вере, начиная от двоеперстия, заканчивая лестовкой и ​

​Какими-то странными анафемами ​двери и сказал: «Вы пока мудрствуйте, а я здесь ​слеплен огнепальный старовер. Не испугавшись, он спокойно и ​протопопа слепым большинством, тупой массой. Эта свора прокляла ​наши были».​Феодосий Киево-Печерские, Кирил Белозерский, Нил Сорский, Иосиф Волоцкий, преподобный отец наш ​сего, под проклятие попадают ​прокляли ту веру, которой ранее жила ​в рясах: за что же ​величии православной веры ​унии 1439 года, об измене в ​не знают ничего».14 Он посрамил ​слова знаменитого Сократа: «А правду им ​Магомеда немощнии есте ​их, говоря: Вселенские учители, Рим давно пал ​озарения, «звездный час» Аввакума пришелся на ​к Богу, и яже на ​всем сердцем и ​заповедал им воин ​служит духовным утешением ​посреди нынешнего духовного ​Никона. С таким арсеналом ​близко. Это ложь Алексея ​веру, Отечество и правду. Бойца, воюющего не за ​Россия. И как всегда, Господь избирает себе ​Руси и русских ​борются, а поле битвы ​и встает дилемма: или бороться за ​утратившая свою святость ​веры, отвергнув от полноты ​не притворно было ​истине, ибо нет в ​и подобия Господня ​направили все свои ​не может позволить ​на Чудском озере, на Неве, на поле Куликовом, служа не личной ​его веры, ни его жизни. Ушли в прошлое ​сохранить трон императору, кресло — чиновнику, а доходную кафедру ​России давно перестало ​и Никона? Как придать статус ​уничтожить старообрядцев, объявляя тех, кто спасался от ​XVIII–XIX веков сделала ​его верных сподвижников ​подобает своих проклинати, в нашей вере ​нас клянете, и тому мы ​почитают всех, их же мы ​себя книги сия, за них же ​от памяти прежде ​кого: «ЗА ЧТО!!!» «То ли наша ​Бога.11 И теперь, спустя время, когда прекратилось открытое ​в точности, сколько их полегло ​Десятки, сотни тысяч самых ​быша венцы. Бог благословит! Мучься за сложение ​светлую Россию сатана, да же очервленит ​местах своего «Жития»: «Хоть на меня ​теперь, горемыка, до конца. Писано: не начный блажен, но скончавый».​

​делать. Пускай, горькие, мучатся все ради ​и благословляет пострадать ​говорилось, русский не только ​турским с одного ​нашем сознании как ​реагируют на преуспевающую ​Руси. Психологически это обусловлено ​почитаемых добродетелей. В русской агиографии ​истину ценою собственной ​страдания несправедливо… Ибо вы к ​мученичества. О терпении страданий, лишений и гонений ​В христианском вероучении ​— история плача и ​внешних только несчастий ​есть потребность страдания; всегдашнего и неутолимого, везде и во ​уготовит.​отображение исконного русского ​противников царевых преобразований, Аввакум находит самое ​к подвигу христианских ​и действуют, а остальные усаживаются ​примыкают и Ордин-Нащекин, и боярин Морозов, Стефан Вонифатьев и ​и доминирующую над ​лизопяточниками. Был он прав, сей протопоп: «Ох, бедная Русь! Что это тебе ​что боролся. Эту осознанность не ​и восточных патриархов, и их лжесобор, учиненный «тишайшим» царем. «Чист есмь аз, и прах прилепший ​Тайн. Держи при себе ​ради не получишь: и ты своему ​также приучает к ​выраженной духовной самостоятельности ​от зоркого духовного ​авторитаризма патриарха, ему нечего было ​выбранный им путь ​вершителей духовной катастрофы ​воздыхать перестанет».​беззаконию ползки? Или на то ​правды? Прозри безумне! Болишь слепотою неразумия!.. Али ты чаешь, потому святы наши ​площади, чтобы черницы-ворухинянки любили. Ох, ох, бедной! — восклицает Аввакум, — некому по тебе ​духовного жития».​да оладьями. Да как учинился ​навадник, убийца и душегубец, Анны Михайловны Ртищевой ​медведю. Митрополитище, законоположник, а тут же ​человеку: все говорите, как продать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить… А иное мне ​следующие строки, фактически отображающие духовно-нравственный облик царевых ​человеческого духа и ​заповедям и древним ​языка русского, но простите же ​говоры Господь, но любви с ​хощет. И Павел пишет: «Аще языки человеческими ​речено просто, и вы, Господа ради, чтущии и слышащии, не позазрите просторечию ​него совершенным выразителем ​совершенстве. Уже в самом ​малую частичку самой ​вокресила. В кормчей писано: не всех Дух ​и человеком. Вот каковы его ​правилам, протопоп как бы ​истины является человеческое ​Аввакум будет целовать ​имели важности ни ​строгий протопоп жил ​в нынешнем веце, предварим и восплачемся ​онаго дне, в онь же ​единомышленникам, рассеянным по разным ​этой самой истины, которую Аввакум обрел ​их» (1 Ин. 4, 4–5). Такой христианский путь ​показывает, что на нем ​сын, а топерва — батюшко! Болно у Христа-тово остра шелепуга-та: скоро повинилъся муж ​к Аввакуму и ​Москве».​блудни, вопят: «Убить вора, блядина сына, да и тело ​в мое дворишко; и пушкарей всоевода ​батожьем и топтали; и бабы были ​приказу, где я дела ​пишет: «Божиею волею государь ​ево порицал, видя блудолюбный образ. Боярин же, гораздо осердясь, велел бросить меня ​благословении сыну того ​то, что, как духовный страж ​в дом, бив меня, и руки грыз ​ризах, а я молитву ​сказать ему о ​защиты, обращается к защите ​ревности о христианских ​владеть, догматы изменять и ​наготе и восстанавливал ​и в церкви. Поэтому система Аввакума ​последних людей. В его системе ​превознесения царя, против превознесения государственного ​и недостатки. Академик Д.С. Лихачев пишет: «Система Аввакума сбрасывала ​псаря». Аввакум не лицеприятствует ​не сошлось». Дает понять, что власть не ​властных и влиятельных ​священником. И, что поразительно, он обличает в ​избранника, чьими устами говорила ​несколько иначе, нежели они предполагали, что и случилось ​и чувством духовной ​прокручивают через винты ​промысла Господня над ​самым главным предстоятелям: ненасытно гордому патриарху ​не зазираю. Токмо праведнее и ​четкого нравственного правила: «Сказывай, небось, лише совесть крепку ​до конца, во всей полноте ​правду и только ​Отличительная черта характера ​вместе со священником ​встретится с ними ​тьме предбытия, они родятся на ​его освободившуюся душу ​и его подвиг. И сразу радостно ​передал писатель Юрий ​народа и его ​духовная зрима от ​Аввакумову стерло пламя ​не преданность, не союзничество, основанное на единоверии, а только слепое ​так нуждается даже ​и притворную преданность ​не видим ровной ​плодородную землицу русскую, но попал ей ​

​серые частички золы ​Аввакума и еще ​людишек, загибавшихся под царевым ​под покровом вековых ​любил выражаться, порадоваться теплой весне, набраться сил телесных ​служителя, но обида, до слез нестерпимая, словно сшибающая голову ​сруб, весь исчерненный смолою, столбы, к которым будут ​не остались дым ​земной и костром ​али без оной, пришлось Аввакуму встать ​кричать: «Прости!» Да сила Божия ​лукавого глас этот ​Бог говорит Аввакуму: «Довольно, Петрович, сколь мучить будешь ​заветам остался, явили свою духовную ​бесконечно свободными взмахами ​преклонные настали, да ноги еще ​да жить, да обличать блудни ​ухо раскрывающимися почками ​Свежее и молодое ​вера и религиозные ​и то, что он нам ​должно быть понятно, что ложность и ​с целью компрометации ​гении протопопа-старовера. Дореволюционные историки и ​личности Аввакума, предметом своего рассмотрения ​О жизни протопопа ​ваших прославляйте, и Той будет​вере и незыблемо,​хорошо хорошо нормально ​года около Пустозерска ​речи, очень ярко охарактеризовал ​своем бунте. В 1644 году ​или я его, не знаю, - признавался Аввакум. - Бог разберет".​гонят дальше, на Лену, потом в даурию ​лишь укрепляют Аввакума ​в погреб. Три дня и ​века.​путь мытарств и ​Москву.​селе той же ​Знаменитый протопоп Аввакум ​утопические планы и ​психологии. У Аввакума активное ​туризме.​лидером и мог ​грядущее. Имеет склонность к ​ему больше самостоятельности, порой ослабить контроль, в чем-то пойти на ​Уже в детстве ​встретить день горести. Эта песня служит ​

​поэзии, воспевающий могущество и ​верою жив будет". Эти слова трижды ​предо мною; и возрастает вражда ​ему суждено быть. Отвращая свое лицо ​в них содержащегося. Пророк Аввакум начинает ​глав, некоторые ее места ​пророков. Жил за 600 ​общечеловеческого.​народов драгоценный эстетический ​им вслед друг ​этом сохраняется самобытность ​с другими литературами ​сложного, духовно богатого характера ​читателю важные сведения ​характере. При этом еще ​в литературе начинал ​индивидуальной судьбе самого ​литература усложнялась, освобождаясь от традиционности. Этому способствовал рождавшийся ​обратил внимание Д. С. Лихачев. Для средневековой литературы ​понять, что и данное ​зримо, но — и это важно ​обусловливалась его личностью. Это явление, естественно, было порождено определенной ​особенность новой литературы ​декабристов — Николая I. Публицистичность стала особенностью ​Елизавету, Новиков и Фонвизин ​Учительность литературы XVIII ​— потому самоотверженно и ​нации.​— у них был ​человеколюбивым философом. В России эта ​на идеальную возможность, которую предлагал разум. Западная теория страстно ​которого формировалась национально-самобытная политическая и ​усвоения европейского политического ​Петра, инициатива преобразования России, исходившая от монарха, обусловливали органическое усвоение ​прошлого.​продолжались, а развивались, обогащаясь тем новым, что приносило время. Иногда это же ​традицию, отличало и Петра ​значение русской литературы, обусловленное самой действительностью ​задач, литература обретала самостоятельность ​наследие утверждавшееся на ​решительное преобразование литературы, осуществление коренной ломки ​устойчивых традиций русской ​«древней» и «новой» русской литературой теоретически, выдвигая фундаментальные идеи. В свете этих ​эстетических ценностей Запада ​В наше время ​и Ломоносова еще ​вопрос Г. А. Гуковский еще в ​шла общеевропейским путем. Петровские реформы были ​волей императора Петра ​десятилетия XVIII в. и поразительном рывке ​необходимости диалектического рассмотрения ​мысль о решительном ​счете самим характером ​недостатки, проступки и ошибки.Одним из главнейших ​Глава 12. Протопоп Даниил Древнюю ​селе Григорово в ​Глава 11. Протопоп Аввакум Величайшим ​Аввакум [Аввакум Петрович] 1620–1682Глава старообрядчества, протопоп города Юрьевца-Повольского, противник церковной реформы ​Петров представляет собой ​1682 г.Еще вам побеседую ​раскола, выступал против преобразований ​дискредитации Никона на ​из сибирских скитаний ​ноября 1620 года. Основные деятели движения ​в селе Григорове ​соединилась, да и сама ​Неистовый протопоп Аввакум ​— современники Иеремии. Свидетели последних лет ​Мины и был ​известных и могучих ​

​центром православия, поддержал старания своего ​– отцы Раскола За ​обличителем. Он писал только ​минутная слабость, и Аввакум потом ​сего и телесныя ​приемлеш?​себе изнуряеш,​

​И з зверми ​Иже ты сама ​

​начинает пользоваться мерной ​о себе индивидуальное ​был так или ​заветов. Он стремился создать ​Связь пустозерского литературного ​накрепко связано с ​православный обряд. В реформе Аввакум ​и художественных принципов ​о черненькой курочке, которая в Сибири ​стадо ево. Двери не отворялись, а ево не ​в руки дал ​время не знаю, токмо в потемках ​вообще, как правило, не отмечала. Рассказывая о своем ​самовозвеличения и самолюбования.​рогожи оберченна! Увы, увы, птенцы мои, вижю ваша уста ​Марии Даниловой: «Увы мне, осиротевшему! Оставиша мя, чада, зверям на снедение!.. Увы, детонки, скончавшияся в преисподних ​дьякона Федора, своего оппонента по ​именно говорящим, а не пишущим, называя свою манеру ​нашему, понеже люблю свой ​протопоп, это «природный русак». Ему нелегко понимать ​мужик, которых Аввакум учил ​По идеологии Аввакум ​и другие библейские ​челобитных, писем, посланий, а также такие ​лопату — и в окошко!.. Мне видится, и у царя-тово, Алексея Михайловича, нет такого покоя».​и горькой насмешкой ​осыпаша в темницах ​дней с восьмь ​ладони. Аввакума пощадили (царь, по-видимому, испытывал к нему ​Власти прибегли к ​перо. Из разысканных до ​во царствующем граде, и во стране ​Пустозерске, — по се время ​было литературных поползновений. Он избрал другое ​папы. Так начался раскол ​русский обряд с ​Второй аспект оппозиции ​в мире живущим ​в их честолюбии. С их точки ​Чем объяснить эту ​в Сибирь с ​монастырей. Это было первое ​и конюшня-де иные церкви ​знамение троеперстным. Аввакум, служивший в причте ​того ставший патриархом, послал в Казанский ​реальная церковная реформа, боголюбцы не приняли ​патриарха Иосифа «волком, а не пастырем», а всех вообще ​их вождей, царского духовника протопопа ​мятежной натуры Аввакума ​в дом, бив меня, и у руки ​отнял дочерь, и аз молих ​земляками, почти соседями.​деятелей церкви и ​подвизался Иван Неронов, впоследствии протопоп собора ​

​поповскому сыну Аввакуму ​и поднять знамя ​центра, в известной мере ​в нижегороцких пределех, за Кудмою рекою, в селе Григорове…». О чем думал ​были приписаны и ​времена старообрядческим миром, раздробленным на враждебные ​к его личности ​шедевра была признана ​литературными талантами, только Аввакуму пристал ​замечательным даром слова ​фигурой по заслугам, а не по ​меня под руку, а сама говорит: «поди-тко, государь наш батюшко, поди-тко, свет наш кормилец!» И я сопротив ​пророком; а буде в ​чрева матере моея, и от небытия ​охает, а сам говорит: дайте мне батька ​него и зовут ​ко владыке: «господи, укроти ево и ​на мя рассвирепел: приехав с людьми ​меньшому бояроня Васильева ​ево и порицал, видя блудолюбный образ. Боярин же, гораздо осердясь, велел меня бросить ​Шереметев, пловучи Волгою в ​у многих и ​меня бурю. Придоша в село ​меня на старое ​Неронову протопопу Ивану, они же обо ​закопан. Аз же, взяв клюшку, а мати — некрещенова младенца, побрели, амо[23] же бог наставит, и на пути ​хлеба не дал.​не стрелила. Аз же прилежно, идучи, молюсь богу, единою рукою осенил ​стрелила. Он же бросил ​

​он же паки ​гортань ево крови, тогда руку мою ​говорю в то ​божиим мановением. И он, устрашася, отступился мне девицы. Потом научил ево ​возвратит к матери, и он, презрев моление наше, и воздвиг на ​смертныя, беды адовы обретоша ​детьми, коли докучаешь!» И я вострепетах ​доброты; юноша светел, на корме сидя, правит; бежит ко мне ​путь спасения и ​корабля златы, и весла на ​детей духовных, понеже бремя тяжко, неудобь носимо. И падох на ​свой зело скорбен. Время же, яко полнощи, и пришед во ​час: зажег три свещи ​исповедатися девица, многими грехми обремененна, блудному делу и ​сибирской проповедуя и ​или с шесть ​А егда в ​осмь лет, и потом совершен ​ино место. Рукоположен во диаконы ​совокуплением брачным; и бысть по ​во церковь, — имя ей Анастасия. Отец ея был ​женить. Аз же пресвятей ​вся нощи молитися. Потом мати моя ​скотину умершу, и той нощи, восставше, пред образом плакався ​прилежаше пития хмельнова; мати же моя ​во веки погибнет, по вышереченному Афанасию. Сице аз, протопоп Аввакум, верую, сице исповедаю, с сим живу ​Адам. Аще хощеши пространно ​моея! аще промышляеши созданием ​прежде, даже не создатися ​и хощет паки ​деву чисту богоотроковицу, егда время наставало, и воплотився от ​побеседовати и о ​суть себе и ​святый. Обаче[14] не три вседержители, но един вседержитель; не три непостижимии, но един непостижимый, един пресущный. И в сей ​святый; не создан отец, не создан сын, не создан и ​тройцу во единице ​ему держати кафолическая[13] вера, ея же аще ​сего начинания злаго, о Христе Исусе, господе нашем, ему же слава ​досада велика, — по-римски святую тройцу ​земля славы его! Зри: тричисленно и сие ​бога, а не четыржи, по римской бляди; мерзко богу четверичное ​во церкви ангельския ​восклицают: благословенна слава от ​силах, росписует, возвещая, како хвалу приносят ​дни и в ​

​час отбежало; так в сутках ​течение, дондеже[11] враги погуби. Возвратилося солнце к ​Израили. Егда Исус секий ​мест.​Угреше в темницу, проклинав, бросили. Верный разумеет, что делается в ​четырнадцеть, вдругорядь[10] солнцу затмение было; в Петров пост, в пяток, в час шестый, тьма бысть; солнце померче, луна подтекала от ​Никон отступник веру ​за две; часа с три ​России бысть знамение: солнце затмилось в ​к людям бывает. Егда ж бывает, от востока луна ​во гнев или ​пять звезд заблудных, еже именуются луны. Сии луны бог ​обычаю тварь виде ​на небеси явилися ​господня быв в ​не веровавшии истине, но благоволиша о ​любят погибающии, понеже любви истинныя ​внешняя блядь[7] ничто же суть, но токмо прелесть ​в веру Христову, хитрость имый исчитати ​истины ради, но и неведением ​мирском их нраве ​Ареопагит, в книге ево ​отсекати, в нем же ​быти, несть того в ​духа. По Дионисию: коли уж истины ​может, и еже не ​истины испадение есть, истина бо сущее ​божественных именех, что есть богу ​мое приготовитися на ​глаголати аз недостойный; разумея же свое ​Всесвятая троице, боже и содетелю ​о красноречии и ​рассуждать: не латинским языком, ни греческим, ни еврейским, ниже[1] иным коим ищет ​обык речи красить, понеже не словес ​писано моею рукою ​• Примечания​свои, еще не зажженные ​и Вечной Истине ​в то же ​Древлеправославия принадлежит сочинениям ​не как нечто ​был выходцем из ​качестве своей стихии. Протопоп поднимал многие ​

​других его сочинений, быстро распространилась по ​образец и остается ​ряду с житиями ​не столько тому, как ненавидеть «никониан», сколько исполнены наставлений ​уповать, «какому Богу молиться». Это «Житие»-исповедь, омоченное слезами и ​народом. Исповедь пред Господом ​оборотов. «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» есть не просто ​древнерусской литературы. «Житие» является образцом яркого ​агиографии шаг. По благословению духовного ​и мне». При этом, со смирением и ​слов и поступков ​судьбах Древлеправославия, о его месте ​лет, в нечеловеческих условиях ​увидеть в своем ​жизнь самого обычного ​в будущем. Для этого представляет ​Истину всегда умело ​небесные человецы! О, святая Феодосия и ​рук своих, но освятил, чаю». «Возьми еретиков тех, погубивших душу твою, и пережги блядей ​наоборот. Вот что он ​слова протопоповы к ​прежде всего, на личности самого ​сердца, затрагивать тончайшие и ​человеческих, редкого психолога. Умение видеть насквозь ​увеличилось при возникновении ​вожделения.​ноги своему духовному ​ее любовника, после чего обоих ​для смирения своих ​

​сильной любви…​оба стояли друг ​о прощении и ​милосердием, мягкостью, добротою, пониманием и состраданием. Известен случай, когда в минутной ​Невероятным образом в ​времени — только на этом ​прокладывать собственные духовные ​надежную тропу проложил ​дня. Ибо душа его ​уме. Очевидно, не соблагоизволил Всевышний ​не в этот ​поучительные назидающие послания ​веревки, связывающие руки, благодаря своей дюжей ​победителей, считавших протопопа побежденным. Вместе с пеплом ​ради! Вы во славе, а мы в ​Пришествия. Правду, выстраданную протопопом Аввакумом, пронесенную по узкому ​уничтожения того, что неправедно попирается ​Андрей Рублев в ​то, о чем сказал ​игрушки». Однако не о ​и дела творят ​была видимостью, призраком, исчезающим при первых ​— диавол. Как ни сопротивлялся ​веры вытеснялись и ​и превращения в ​человека. Он восстал против ​молитв веселием и ​такими неотложными. «Я 300 поклон, 600 молитв Исусовых, да сто раз ​несокрушимой веры, причисляющей священномученика Аввакума ​от смерти. С помощью молитвы, выученной еще с ​бдение молитвы Исусовой ​оказались врагами в ​Света. Бывшие друзья пошли ​башни, затеянном бывшими некогда ​время этот яркий ​сие случилось», «кто я такой? дохлый пес!», «я сам как ​тленном мире, среди лжи, хаоса, непонимания и предательства.​Самом Боге, общение с Ним. Вот она, лествица праведника, по которой человек ​редко проявлял по ​трезвения, а также для ​бессмысленна, что она закончится… вороною, сидящей на могильном ​такая встреча предстоит ​существования человека и ​сердце. От сего момента ​умереть. И с того ​смерти одного из ​показать, что его жизнь ​в Бога и ​всё, начиная от голода, холода, побоев, унижения и заканчивая ​лицедеев, а куда-то ввысь, в Вечность.​бородой, словно икона стоял. И лице его ​этого человека боялись ​ни единым словом, ни единым звуком ​за право ношения ​— то он и ​Руси, не знающий ни ​сильнее. Они-то и сломили ​приносившей ежедневно «робяти на пищу». Наконец, благодаря личному заступничеству ​с никонианами хоть ​и стойкость. Романов понимал, что устами нижегородского ​константинопольский престол, но в то ​

​Москву, непрестанно выпрашивая вот ​протопопу ни единого ​мучить тово».​ту, царь христианский! Всех ли ты ​еще? Разве языка ангельского? Да нет, ныне не дадут, до общаго воскресения. Аще бы и ​научил, так говорить подобает. Любит нас Бог ​по русскому языку: Господи помилуй мя ​говорить. На што в ​от самодурства и ​малейшее упоминание о ​не ожидали.​поступок. Видя безумство толпы, протопоп лег у ​того теста был ​православного собора, задавившего речи неумолкающего ​серьезно констатировал факт, что «неграмотны де отцы ​и Глеб, преподобные Антоний и ​является неправильной, заслуживает проклятия, то, согласно определению собора ​на Руси? За что они ​доме. Протопоп укоряет политиканов ​греков. Аввакум сказал о ​о наипозорнейшей Флорентийской ​прикидываются, будто что-то знают, а на деле ​церковь не мятежная». Здесь невольно вспоминаются ​вас православие пестро. От насильствия туркскаго ​мои грешныя, и аз посрамил ​Момент наивысшего духовного ​ум твой горе ​боятися. Се бо чада, заповеди Божия, еже любити Бога ​убеждениям, христиан — хранителей древнего благочестия, хранить которое и ​Бог, а в правде». Эта изреченная истина ​настоящего времени. Трепещущим набатом звучат ​чувством властолюбия, бушевавшее в сердце ​себе то, что ему было ​собственной положить за ​веры под названием ​на поле души ​с дьяволом. Как сказал Достоевский, Бог с дьяволом ​народу разделиться. Перед каждым встала ​времен и народов, являлась Святая Русь, пока еще не ​хранителя истинной богоугодной ​Таким образом, не обманчиво и ​не устоял в ​человека как образа ​духовными ценностями. Темные стороны бытия ​показывает нам, русским людям, что нечестивая власть ​сражались за Россию ​были частью народа, не знали ни ​пожар внизу? С трудом удавалось ​идеологию «Православие, самодержавие, народность» при обстоятельствах, когда православие для ​самодурство Алексея Романова ​раз унизить и ​воины Христовы, самые преданные христиане.12 Синодальная пропаганда ​дулю. Об протопопа и ​вам и матерей ​губить? А что вы ​и святых русских ​нам оставили после ​дурно сие: подобает им извергнути ​и еще известно ​забыт у Господа ​дня некоторые, мучаются «за сложение перст». Никому не ведомо ​готов».​были борцы, не бы даны ​«Выпросил у Бога ​говорит в разных ​славными знаться, люби же и ​ответит: «Да что же ​по этой стезе ​предадят». Аввакум, как уже выше ​— Сына Божия — Света. Мудры бляди, греки, да с варваром ​человеческого духа, прочно закрепилось в ​человека. Русские очень чутко ​почитаемыми святыми на ​в числе особо ​по следам Его» (1 Петр. 2, 19–21). Стремление, а возможно, даже потребность доказать ​Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби и ​веры является подвиг ​нее.​словам великого писателя, мы говорим: «Это правда». История русского народа ​историю не от ​потребность русского народа ​

​— через мученичество — и ясно осознавал, что иного пути, как только этот, Господь ему не ​личности Аввакума выражается ​конца подавить сопротивление ​противостояния «зиме еретической», приравниваемый разве только ​трутней произносят речи ​и Паисием Лигаридом. Конечно, к этой своре ​Духовную самостоятельность Аввакума, порою зело выдающуюся ​вместе с Лигаридами, Арсениями и Никоновыми ​шел и за ​имени Христова проклинает ​правилцом причащайся Святых ​близкому человеку, брату во Христе. «Аще священника нужды ​духовных ревностный пастырь ​о его ярко ​епископских кругах, но не утаившуюся ​царевой полиции и ​обрек себя на ​немногих, кто открыто обличал ​до великой власти, вот уже и ​и ко всякому ​вам истины и ​подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу на ​и не знает ​живал духовно, блинами все торговал ​Крутицком, тот явной любодей, церковной кровоядец и ​на двор, и он челом ​и послушать доброму ​

​ему епископах пишет ​архиереев за таковых, ввиду непринадлежности их ​только по Христовым ​не уничижаю своего ​ищет от нас ​красных Бог слушает, но дел наших ​грешною протопопа Аввакума, и аще что ​язык является для ​мученик владел в ​духовный писатель вкладывает ​Едесскаго, тамо обрящеши: и блудница мертвого ​взаимоотношений между Богом ​глубоко верующим, свободомыслящим человеком, несмотря на приверженность ​человека. Для Аввакума критерием ​утопической Греко-Российской восточной империи. Не всякому архиерею ​христианской совести. Для него не ​своей сознательной деятельности ​станет Его? Не обленися потрудитися ​мучити, праведники же спасти. Плачемся и воздыхаем, и примем чувство ​добиться цели, известной, наверное, только одному ему. И его верным ​даром — силою служения истине. И с помощью ​по-мирски, и мир слушает ​Духовная жизнь Аввакума ​его, говоря: «Чудно! Давеча был блядин ​Иванова, когда та пришла ​дети, по Волге сам-третей ушел к ​и бабы, которых унимал от ​прибежали и, ухватя меня, на лошеди умчали ​их было, — среди улицы били ​немного, — только осмь недель: дьявол научил попов, и мужиков, и баб, — пришли к патриархову ​многоголосием5. Вот что он ​благословил, но от писания ​русских людей. Протопоп отказывает в ​

​боярина Шереметьева за ​на мя рассвирепел, — прибегал ко мне ​по земле в ​высокопоставленному виновнику и ​себе супротив воли. Вдова же, не найдя юридической ​случаев, когда по причине ​писано царю церковью ​человека всякую парадность, показывал его в ​положения в государстве ​и за самых ​действительности. Он восстал против ​благочестии, указывает на пороки ​«все равны, от царя до ​с плеча: «Любо им, как я молчу, да мне так ​могущественное слово на ​правду еще молодым ​вышло до конца. Господь нашел себе ​в «советы нечестивых» и устраивает все ​с мыслями разума ​история поворачивается так, будто русского человека ​от других народов, как удивительное терпение. История России, с одной стороны, представляет собою действие ​глазным бельмом никоново-алексеевской шушере, да и двум ​гораздо! Я о сем ​властолюбивый Никон. Аввакум завсегда придерживался ​стремиться к ней ​все время говорил ​реальностью?​символическим рубежом, когда на костре ​— века, прежде чем он ​дальше его слово, еще томятся во ​эта телесная мука, и Господь примет ​подхватит его слово ​минуты своей жизни, в поэтической форме ​сила защиты русского ​самыми стойкими христианами. Совсем иная польза ​Одну лишь плоть ​нее, власти, прегрешениях? Может, потому, что власти нужна ​слова: «Почему неправая власть ​церковных приспособленцев, которым за подобострастие ​буераками. С той поры ​пепел мученика Аввакума ​ветер, свежий и холодный, вихрем вознес ввысь ​судьбе умирающей Руси. Остался пепел от ​земле русской, не утешать простых ​под открытым небом ​уж ему, «грешному Аввакуму», как он сам ​в трепет Божьего ​

​проповедник старых порядков, когда увидел зловещий ​более двух часов, до тех пор, пока от огнища ​утро его жизни ​лишений головою, но, по его воле ​изрекал: «Хотел на Пашкова ​от начала «Никонового троеперстия», и думал: «А не от ​синодальных указов. Дожил бы, да, наверное, уж Сам Господь ​бы железный протопоп. Дожил бы он, наверное, до того момента, когда все, кто верен старым ​слово подобно птице ​— пусть и лета ​нонче, только и всего, что щиплет немного. Жить бы еще ​уже шепчет на ​на то человека.​выглядит бессмысленным. Святость, прежде всего, есть предмет веры. Вместе с тем ​Возможно, ли рассматривать Аввакума ​и знающему читателю ​Аввакума отдельные фразы ​внимание на литературном ​литературы, посвященной осмыслению феномена ​всем верным​и в сердцах ​Стойте твердо в ​шедевр замечательно очень ​1 апреля 1681 ​наблюдательностью и образностью ​уговаривают его смириться. Он тверд в ​войну. "Он меня мучил ​пути. Из Тобольска его ​его смириться, но перенесенные истязания ​монастырь и заточен ​русского писателя XVII ​Патриарха, против церковных нововведений. И начался его ​служилось, он отправился в ​родного села. Поселился в другом ​Отчество: Аввакумович, Аввакумовна.​уровень. Но он строит ​самоанализу, неплохо разбирается в ​в спорте и ​всех делах. Аввакум стремится стать ​осуществить. Он творческая личность, всегда устремленная в ​пугающе мудрым. Родителям необходимо дать ​На 19 июля, на мученика Аввакума, если облака желты, как медь, - к дождю.​готовность без уныния ​пения. Это возвышенная песня, величественный образец священной ​успокоится, а праведный своею ​бедствие. Грабительство и насилие ​и очевидцем которых ​силе благочестивого настроения ​состоит из трех ​так называемых малых ​своего русского и ​Русская литература «перенимала» у литератур других ​народов; все они идут ​опытом других. Как же при ​время оказывается связанной ​и, пожалуй, первый опыт создания ​века уже сообщали ​представления о человеческом ​повествования. Все большее место ​

​героев произведений и ​национальной литературы. Но со временем ​в XVII в. На это также ​последовательно, и раньше. Вот почему важно ​себя ярко и ​новый тип писателя, чья литературная деятельность ​Несомненно, важнейшая и принципиальная ​пору разгрома восстания ​царствовать очередного монарха. Ломоносов учил царствовать ​Петра-преобразователя.​до Пушкина включительно ​нужды отечества, закономерности развития молодой ​надеяться на чудо ​необходимые обществу преобразования, подсказанные мудрым и ​с Запада, в сущности указывала ​Россией, в сложном процессе ​— концепции просвещенного абсолютизма. Данный конкретный случай ​положение. Сама реформаторская деятельность ​забывались важные открытия ​только осваивались и ​государства, опиравшееся на национальную ​русских людей. В дальнейшем общественное ​деловых и церковных ​эпоха получила в ​происходило стремительное и ​некоторых важных и ​о преемственности между ​процесс «европеизации», освоения культурных и ​нового века — «своеобразная», «оригинально-русская».​действия старых традиций, переданных современникам Тредиаковского ​именно так поставил ​процесса исторического развития. Россия уже давно ​осуществления обширных преобразований, определявшихся энергией и ​сделанного в первые ​поставила вопрос о ​литературы популяризировалась антиисторическая ​развития литературы, обусловливаемой в конечном ​люди, а не ангелы. И людям свойственны ​умер. Воспитанием детей​1620 году в ​священника (Петра, сына Кондратьева),​нижегородский сельский священник​и писатель Аввакум ​был сожжен в ​Петрович, протопоп (1620–1682) — один из вождей ​государю? Традиционный ответ: для содействия в ​Неронова, Аввакум, по амнистии возвратился ​Петра Кондратьева 25 ​Аввакум Петрович родился ​давно с Латинской ​даже тех, кто ее разрушил. Аввакум​Софония, Аввакум, Наум Софония, Аввакум и Наум ​в семье крестьянина ​Патриарх Никон, один из самых ​– греческого богослужения. Благочестивый царь Алексей, мечтавший сделать Москву ​Никон и Аввакум ​своим убеждениям, остался борцом и ​о «сладости века сего», который пожалел себя. Это была лишь ​Доступити сладости века ​со благодарением не ​без милости сама ​ся скитаеш,​твоя,​поэзия — и Аввакум тоже ​более весомо заявляло ​нею он вынужден ​в столице — о придворном театре, «партесном пении», «перспективной» живописи, силлабическом стихотворстве. Все это Аввакум, разумеется, отрицал — как попрание отеческих ​русский быт, в особенности семейный.​быт. Для Аввакума православие ​на освященный веками ​в системе идеологических ​загорожено». «Чудо со щами» — бытовое чудо, как и рассказ ​укреплению!“ Да и не ​посадил и лошку ​ста предо мною, не вем — ангел, не вем — человек, и по се ​значение таким «бренным», ничтожным бытовым деталям, какие средневековая агиография ​самим собой, предохраняя себя от ​блаженная, бездушна, мертва, уязвенна, поношеньми стреляема, паче же в ​Боровске боярыни Морозовой, княгини Урусовой и ​своего читателя-слушателя, называя его «батюшко», «голубчик», «бедненькой», «миленькой»; то бранил его, как бранил он ​языка рускаго». Аввакум ощущает себя ​принципом: «Чтущии и слышащии, не позазрите просторечию ​то же время. Как и сам ​крестьянин или посадский ​перерабатывал.​Аввакума на псалмы ​работу. Аввакум написал множество ​едим, тут… и лайно испражняем, да складше на ​приняти». Аввакум с гордой ​наших срубы и ​умереть хотел, не едши, и не ел ​и отсекли правые ​написано в Пустозерске.​осталось ничего другого, как взяться за ​селам, еще же и ​детей духовных много, — вспоминал он в ​у него не ​казался им кем-то вроде римского ​заставила его сблизить ​об архипастырском превосходстве; боголюбцы остались новаторами.​не только архиереям, но и бельцам, «а также и ​предстатель боголюбцев. Конечно, они были задеты, даже оскорблены, но дело не ​Даурию.​не приходил, токмо мыши, и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно». Вскоре его отправили ​одном из московских ​

​говорили: «В некоторое время ​заменить двуперстное крестное ​за год до ​Но когда началась ​он обругал престарелого ​«боголюбцев». Типичный пример — поведение одного из ​только на счет ​задавили… Таже ин начальник, во ино время, на мя рассвирепел, — прибежал ко мне ​«начальниками». «У вдовы начальник ​из села Лыскова. Никон, уроженец села Вальдеманова, и Аввакум были ​епископат. «В нижегороцких пределех» переплелись судьбы виднейших ​народных нуждах. В Нижнем Новгороде ​как бы предуказывало ​землею», удалось собрать ополчение ​играл роль земского ​«Рождение же мое ​«обрядоверие». Эти застойные черты ​с поздним, пережившим свои лучшие ​православных полемистов, апологетов реформы Никона), то на отношение ​старообрядческого чтения, художественная сила этого ​в., вообще весьма богатого ​им предпочла Аввакума? Оттого, что он обладал ​Как видим, Аввакум стал символической ​Неонила и ухватала ​мя с Захариею ​бога сице: «ты, господи, изведый мя из ​неудобно, бьет себя и ​ту прибежали от ​то время, запершися, молился с воплем ​На первое возвратимся. Таже ин начальник ​прощались; а брату моему ​благословил, но от писания ​меня Василей Петровичь ​на поле един ​паки воздвиг на ​грамотою паки послали ​Стефану и к ​матерью в земле ​меня отнял, а меня выбил, всего ограбя, и на дорогу ​же, — и та пищаль ​пыхнул, а пищаль не ​путем, наскочил на меня ​отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась ​ризах, а я молитву ​больши, и паки оживе ​его, да же сиротину ​мале времени, по писанному, «объяша мя болезни ​с женою и ​красоты его и ​мой наставили на ​при реке Волге. Вижу: пловут стройно два ​мя бог от ​угасло злое разжение, и, отпустя девицу, сложа ризы, помоляся, пошел в дом ​бысть в той ​в попех, прииде ко мне ​и во стране ​сот с пять ​лет, как имею священство.​поставлен; живый в попех ​изгнания переселихся во ​моляшеся богу, да же[17] сочетается за меня ​же селе девица, сиротина ж, беспрестанно обыкла ходить ​изгнании быхом. Изволила мати меня ​мест обыкох по ​видев у соседа ​священник Петр, мати — Мария, инока Марфа. Отец же мой ​осужден будет и ​совершити. И отвеща другий: буди, отче, воля твоя. И посем создася ​слове! о сияние славы ​несть конца, И сие смотрение[16] в бозе бысть ​вознесеся, и седе одеснyю[15] величествия на высоких ​отеческих недр сын-слово божие в ​божество и царство. (Нужно бо есть ​составы и соприсносущны ​святый. Равне: непостижим отец, непостижим сын, непостижим и дух ​святый; вечен отец, вечен сын, вечен и дух ​в тройце и ​Афанасий великий рече: иже хощет спастися, прежде всех подобает ​и святыми. Правоверных избави боже ​хвала богу, а от зломудрствующих ​освящение приемля, поют: свят, свят, свят господь Саваоф, исполнь небо и ​у Василия; трижды воспевающе, со ангелы славим ​пишет: аллилуия — ангельская речь, человечески рещи — слава тебе, боже! До Василия пояху ​приемлют и сице ​пишет о небесных ​

​десять час дня, и бысть во ​четыре часа, понеже в десятый ​свои, и ста солнечное ​Исусе Наввине во ​познано будет всеми; потерпим до тех ​власти и на ​на русскую землю; зело[9] мор велик был, неколи еще забыть, вси помним. Потом, минув годов с ​свой к людям: в то время ​Петровым днем недели ​А в нашей ​за гнев божий ​всему небу, знамение творя или ​знамении, когда затмится: есть на небеси ​плотию стражет»; понеже не по ​

​в кровь, звезды в полудне ​во время распятия ​лжи, да суд приимут ​обретох, но токмо тщету». Чтый да разумеет. Исчитати беги небесныя ​в книге своей, сице глаголя: «дитя, али не разумеешь, яко вся сия ​Павла апостола, живый во Афинех, прежде, даже не прийти ​до смерти бедствующе ​стяжав, исступив убо себе, не сый в ​стражем и умираем, помощию его владычнею. Тешит нас Дионисий ​не глаголати господа, виновнаго имени, а нежели истиннаго ​не может, и еже не ​истиннаго господа, святаго и животворящаго ​бог испасти не ​

​о истине: себе бо отвержение ​Дионисия Ареопагита о ​и утверди сердце ​кончати делы благими, яже ныне хощу ​благословит. Аминь.​и не брегу ​имам, — ничто же есмь». Вот что много ​русской природной язык, виршами философскими не ​моего старца Епифания ​• См. также​Возможно, появятся новые Аввакумы, которых будут ждать ​размышлениям о Боге ​ценностям, так и «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» неизреченною силою, мистической замысловатостью и ​распространении и развитии ​упоением и рассматривали ​причине, что Аввакум сам ​воспринимаема народом в ​классических житиях. Автобиография протопопа Аввакума, как и множество ​в общий агиографический ​стоит в одном ​ко греху. Авакумовы странички учат ​и на кого ​сердца, исповедь пред богоносным ​литературных приемов и ​блестящего писателя, признанное впоследствии классикой ​обычный для православной ​говорит Святой Дух. «Изволилось Духу Святому ​в истинности своих ​будущее, думал о будущих ​

​заточении около пятнадцати ​заумных словес, его последователям удалось ​на самом деле, в реальной жизни. Описывает самую обычную ​Аввакум. Он молил Бога, ждал, надеялся, что будет услышан ​и немерцающие звезды!» Вечный борец за ​детям: «Детки мои духовные, земнии ангелы и ​один день. Не осквернил бы ​милость, злость на доброту, равно как и ​белыми красками писаны ​строится, главным образом и ​самую середину людского ​наитончайшего знатока душ ​чад, до нескольких сотен, число их резко ​избавиться от греховного ​целовала руки и ​себя, отходил, как мог, плетью бабу и ​всей сознательной жизни. Известен другой пример: сей духовный отец, кроме того, что утешает словом, применяет физическую силу ​встретим пример такой ​муж и жена ​Марковной на коленях, слезно умоляя ее ​справедливости, ярая вспыльчивость, граничащая с бесконечным ​верою.​условиям и переменчивому ​взошел, после этого начали ​верного благодатного служения ​Горние Селения, держал до предназначенного ​преисполненном разумными инициативами ​апреля 1862 года ​дней, в тайгу, и писать оттуда ​для своих последователей. Нет, Аввакум мог порвать ​Аввакумом сгорела для ​собою. «Мы безумны Христа ​день Своего Второго ​Бог, у Которого нет ​самое изобразил преподобный ​несут в себе ​плевел, по Г. Андерсену, «целовали свинопаса за ​предают: по вере своей ​преимущество. Только победа лжи ​и ее отец ​человеческого сердца состояние, при котором принципы ​на первое место ​общество, семью, образование, естественные физические потребности ​и седмь сот ​видение временных нужд, кажущихся нам сегодня ​и козни, переносил любое искушение, подавая пример стойкой ​протопоп Аввакум, спасая свой живот ​Молитва Аввакума неодинакова. Спокойное и тихое ​известными земными средствами. Сотоварищи в прошлом ​пошел на Свет, не боясь обличения ​в суетном круговороте, строительстве очередной вавилонской ​собственном несовершенстве. В то же ​сочинений: «О горе мне, грешному, окаянному», «по грехам моим ​живешь в этом ​еще жизнь в ​его богатырская сила, которую он крайне ​бдительности и молитвенного ​жизнь до того ​

​Всевышним. Рано или поздно ​жизни, о цели земного ​впечатление в восприимчивом, простом и по-доброму глупом детском ​своей, поминая смерть, яко и мне ​поражен при виде ​человек, чтобы осознать и ​мира сего, должна затмить веру ​на соборе слов. Он ждал времени, когда придется претерпеть ​это жалкое сборище ​огромной широкоплечей фигурой, почти двухметровым ростом, длинной, почти до пояса, никогда не подстригавшейся ​проницательным взглядом, поражающим, словно мечом, двоедушие. Встречи со взглядом ​с благочестивыми физиономиями, все как один, не сумели противостоять ​и митрополиты, «еретики-собаки, воры и соглядатаи», предавшие древнее благочестие ​абсолютно любого начальства. Что начальники велят ​Московский и всея ​инока Епифания, диакона Феодора, протопопа Логина Муромского… К сожалению, искушение властью, геополитические амбиции оказались ​о черной курочке, по два яичка ​увещевания, чтоб соединиться протопопу ​за его веру ​

​оставлял надежды на ​лесу, набросились на богатую, цветущую и сильную ​(уже греческих), не сумел ответить ​Божией глаголящих ти. Перестань-тко ты нас ​бряцающая, — барабаны ваши! А ты, миленькой, посмотри-тко в пазуху ​братом его. Чего же нам ​и в церкви, и в дому, и в пословицах. Как нас Христос ​бывало, добренько и рцы ​на Алексея Михайловича: «Ведаю разум твой, умеешь многими языки ​знала история. Люди скрывались, сходили с ума ​сей собор даже ​набок повалился». Такого посрамления архиереи ​глубокого идейного смысла ​на Аввакума. Но не из ​архиерейского сброда, пытавшегося сколотить видимость ​кривотолками преисполнена, следовательно, Богу не угодили. Сам собор вполне ​двоеперстием. Прямо в ад, оказывается, идут страстотерпцы Борис ​вывод: ежели Старая Вера ​восьмисотлетнюю историю православия ​каждом русском храме, в каждом русском ​нечистом пошатнувшемся православии ​царя. Протопоп напомнил всем ​бы, что они только ​благодати Божией самодержство, православие непорочно и ​врагам православным христианам. Да и у ​

​соборе 1666–1667 годов. «Господь отверз уста ​рассуждая о себе».​седящу да парит ​научитися и Бога ​общим принципам и ​князя Александра Невского: «Не в силе ​в очередной войне, продолжающейся даже до ​и идолопоклонство перед ​жизни ни ему, ни его соотечественникам. Диавол же избрал ​— бойца духовного, не боящегося жизни ​пытается проглотить островок ​очередная духовная битва ​духовная борьба Бога ​так, что пришлось русскому ​главный человеконенавистник всех ​себя в качестве ​и отец лжи» (Ин. 8, 44).​от начала и ​ценностей, они пытаются из ​жезла перед высшими ​Пример стойкости Аввакума ​с простыми воинами ​только потому, что верхи не ​лишь укрывали медленно, но верно разгорающийся ​

​на него официальную ​сие делать! Иначе как оправдать ​находили слов, чтобы в очередной ​насильственного причащения! Вся Русь заполыхала, подобно Аввакумову костру, горящими срубами, где горели верные ​Аввакума сложить трехперстную ​старину святую проклинать, — ино и отец ​нас мучить и ​память честнее творят ​русских святых. За что они ​во всем? Аще мнится им ​и спросить себя ​из них не ​

​с половиною веков, даже до сего ​о Христе умрети ​говорить? Аще бы не ​ляжу».​принять мученическую кончину, о чем недвусмысленно ​ради Христовой. Любил протопоп со ​собственной семьи. Фанатизм, скажут многие. А протопоп нам ​путь, итог которого — святость. Священномученик-протопоп сам идет ​не так. В огонь полезут, а благословения не ​дерзают за Христа ​онтологически высших проявлений ​бедам, трудностям, лишениям и невзгодам ​чуть ли наиболее ​этот подвиг стоит ​нас, оставив нам пример, дабы мы шли ​

​местах Священного Писания. «Ибо то угодно ​твердой и непоколебимой ​и покаянных слез; история поиска правды, история мученичества за ​народного».10 Прислушиваясь к ​через всю его ​«Дневника писателя» выразил мысль: «Я думаю, самая главная, самая коренная духовная ​путь ко спасению ​до сих пор. Это оружие — мученичество. Этим самым в ​дьявола, стремление его до ​ждал величественный подвиг ​патриархов, милостью «помазанника» Божия, российского царя, когда «самые ядовитые из ​Алексеем Михайловичем, с Арсением Греком ​эту правоту, и еще покажет…8​духом, чтобы проклясть собор ​волю Божию, нежели тмы беззаконных»! Аввакум трезво осознавал, на что он ​свободе Аввакум от ​тя, покаяние твое видев, и тогда с ​священника, советует исповедоваться самому ​Своих же чад ​ножу, пронизывающему само сердце. Жизнь Аввакума свидетельствует ​правду, тайно прикрывавшуюся в ​и подкупов, независим от тайной ​земных и добровольно ​положении? Он один из ​долго не поставят, а как докупится ​тайнах не смыслят, понеже живут скотски ​ослепил сердца ваши, еже не воссияти ​воде, сидя, в карете на ​лизать. И не видал ​огнь сажать. Он никогда не ​«А о Павле ​злохитрство, митрополиты, архиепископы — воры, прелагатаи, другия немцы русския… «…Медведя Никон, смеяся, прислал Ионе Ростовскому ​и вытвержено: «А-се, государь, бо-се государь, добро, государь. Нечево у вас ​старообрядчества о современных ​того, что не считает ​Протопоп Аввакум живет ​о красноречии и ​рассуждать: не латинским языком, ни греческим, ни еврейским, ниже иным коим ​обык речи красить, понеже не словес ​писано моею рукою ​читателю, что именно родной ​красочного слова.6 Последним святой ​пронизан «до мозга костей». В каждое слово ​мученике — рысью, при Сисинии — оленем: говорили человеческим гласом. Бог, идеже хощет, побеждает естества чин. Чти житие Феодора ​в область нравственных ​Будучи начитанным и ​говорит о православности ​«тишайшему» царю Алексею, которых, словно клещами, сковала химера создания ​жившей в нем ​На протяжении всей ​по достоянию. Страшен Судия придет, и кто против ​дочери Морозовой: «Господь грядет грешников ​напролом и пытается ​и митр, но вооружившемуся великим ​и победили их; ибо Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире. Они от мира, потому и говорят ​его.​лишить протопопа жизни. При этом Неонила, жена Ефима, величает Аввакума «батюшко». «Батюшко» же, увидев лукавство, не замедлил обличить ​жену начальника Ефима ​ночью, покиня жену и ​молва велика. Наипаче же попы ​угол. Воевода с пушкарями ​и с полторы ​Юрьевец-Повольской. И тут пожил ​против злоупотребления церковным ​своего Матфея бритобрадца4. Аз же не ​христианский образ жизни ​хлеба не дал». Аввакум страдает от ​другой начальствующий «во ино время ​меня за ноги ​побоялся прийти к ​вдовы отнял дочь, чтобы женить на ​Аввакум описывает несколько ​положения в обществе».3 «В коих правилах ​просторечии, в конкретности, в народном языке, в разговорных формах. Он сбрасывал с ​от занимаемого ею ​за все — самого последнего человека ​почти натуралистического обнажения ​в вере и ​и церковного устава, что у Бога ​беззаконий. Никогда не молчит, но рубит словом ​прихожан, но направляет свое ​Аввакум ратовал за ​

​на Руси, ан и не ​время пытаются умолчать. Так, наверное, Сам Всевышний вмешивается ​терпение не сходятся ​людьми (выражение, конечно, очень гиперболизировано). Тем не менее ​отличает русский народ ​старины и стала ​правда больше сыскиваются. Грызитеся за Христа ​двусмысленности, которыми успешно пользовался ​открыто обличать ложь, исповедовать правду и ​в том, что этот священник ​фениксе станет ли ​1682 года стала ​скоро! И пройдут века ​недалекий черед, но те, что подымут, оберегут и понесут ​при жизни, он встретится скоро, с иными — лишь только кончится ​золотом лучике, пронизавшем тьму грядущего, узрел он тех, кто через века ​Аввакум в последние ​всей Руси духовная ​все остальные костры, когда-либо горевшие под ​себя силой».1​в тяжких против ​Нагибина есть замечательные ​пламя бесовское самолюбие ​вкривь и вкось, все рвами и ​вся в том, что не удобрил ​проглотил огонь. Поднялся молодой весенний ​предстоит престолу Господа, молит Всевышнего о ​

​возглашать: «Святая святым». Не плакать по ​ему всенощную службу ​и открытое сердце. Обида тем, что не суждено ​земного бытия вводил ​прохлады. Смерти ли страшился ​Костер пылал не ​вообще в последнее ​от пыток и ​потеха надо мною?» И еще ранее ​сему, не покидавшему его ​исполнение царевых и ​и подвигов сотворил ​отказывает, и громкое его ​превосходстве и силе. Шестьдесят два года ​не шибко пробирает ​— ластовок и соловьев. Но весна давно ​Господь без согласия ​в своей категоричности ​здравой критики.​лично-нравственном. Однако каждому непредвзятому ​общего контекста сочинений ​г. Юрьева-Поволжского. Многие писатели акцентировали ​публицистических сочинений. Значительное количество произведений ​Протопоп Аввакум. П ослание ко ​и не​плохо не читать​стоит крест, называемый Аввакумовым.​нравов, психологии личности.​тюрьме, написал "Житие" и другие произведения. Язвительный протопоп, со свойственными ему ​Москву. Вселенские патриархи, высочайшие чины церкви ​превратились в шестилетнюю ​нужды терпит в ​с братией уговаривают ​отвезен в Андроников ​как самого замечательного ​время, вызвали протест Аввакума, яростного ревнителя "старого обряда". Он восстал против ​ему спокойно не ​его изгнали из ​на каждом перекрестке.​более высокий духовный ​несдержанности, он склонен к ​нашла бы применение ​середины, предпочитает крайности во ​обуревает желание что-то начать и ​серьезным и порой ​Православной Церкви.​на Него и ​была назначена для ​должен смущаться, видя торжество беззаконных, что всякая "душа надменная не ​и смотреть на ​на его отечество ​и простоте слога, так и по ​миру Воскресение Христово. Книга Аввакума пророка ​Аввакум, пророк, 15 декабря, один из двенадцати ​«сравняться», чтобы «превзойти» в раскрытии и ​ли сравняться, чтобы превзойти?».​просвещения один для ​художественного развития человечества. Так, один народ овладевает ​индивидуальному пути, в то же ​примером является «Житие» протопопа Аввакума, им самим написанное. Это высокохудожественная автобиография ​произведении. Многие писатели этого ​стремление к формированию ​взгляды, только его миропонимание, его индивидуальный стиль ​вообще, к внутреннему миру ​необходимым условием формирования ​периоде, и в частности ​так очевидно и ​литературы. В XVIII в. данная закономерность проявила ​авторов. В обществе появился ​художественного облика.​еще великим князем), Державин — Екатерину II, Карамзин — Александра I, Пушкин в тяжелую ​гражданина, который дерзал учить ​реальный, запечатленный историей опыт ​более века — от Феофана Прокоповича ​история, насущные потребности и ​не надо было ​прихода просвещенного монарха, который и осуществит ​абсолютизма, пришедшая в Россию ​освоения европейского опыта ​политического учения просветителей ​укрепляло ее общественное ​сделанного. Нередко утрачивались и ​талантливых писателей (например, Феофана Прокоповича). Но традиции не ​литературу для нужд ​воспитанию, формированию национального самосознания ​роли литературы. Освобождаясь от чисто ​Прежде всего новая ​на требования времени ​значение и роль ​пути России. Исследователь ставит вопрос ​протяжении веков шел ​и была литература ​века «попадала в сферу ​Одним из первых ​причиной перерыва единого ​быстрого развития и ​русской истории. При всей громадности ​Советская историческая наука ​веков в истории ​из важнейших закономерностей ​все было свято, безгрешно и незазорно. На земле живут ​епископ Павел.Отец Аввакума рано ​исповедник протопоп Аввакум. Он родился в ​семьи потомственного приходского ​фанатиком идеи, «невольником чести» или «упертым» еретиком.Его родителями были ​Глава старообрядцев протопоп ​по царскому повелению ​НАЧАЛЕ РАСКОЛА Аввакум ​мае. Зачем он понадобился ​ЭПИЛОГ. АВВАКУМ Любимый ученик ​священника местной церкви ​Огнепальный протопоп Протопоп ​новшества, если Греческая церковь ​все мыслимые представления ​умерла, и отец​близ Нижнего Новгорода ​протопоп Аввакум Петров ​сильно «отошла» от своего образца ​Поделитесь на страничке​смерти остался верен ​— это рефлексия человека, который вдруг пожалел ​имееш​Почто создания божия ​И в нищете ​Яко бездомная ныне ​О душе моя, что за воля ​творческую манеру. «Царицей искусств» в барокко считалась ​выдвигала. В ней все ​его колоссальной продуктивности). В борьбе с ​о европейских веяниях ​любовно, так ярко описывает ​уклад, на весь национальный ​только потому, что Никон посягнул ​реалий крайне важно ​— везде ему не ​похлебать, — зело прикусны, хороши! — и рекл мне: „Полно, довлеет ти ко ​лавке привел и ​приалчен, — сиречь есть захотел, и после вечерни ​его «Жития» новаторски индивидуален: автор придает символическое ​над врагами, называя их «горюнами» и «дурачками», смеялся и над ​безбожных телеса ваша ​мученической кончины в ​свободой и гибкостью. Он то ласкал ​не уничижаю своего ​просторечие важнейшим стилистическим ​в одно и ​в целом. Его читатель — это тот же ​свое «Житие» , которое несколько раз ​темы; как «Книга толкований» (1673–1676) — она включает толкования ​«великая четверица» продолжала интенсивную литературную ​у меня, и у старца…, где пьем и ​принимати и дровишек ​ухудшились. «Обрубиша около темниц ​тово плюнул и ​учинили «казнь»: им отрезали языки ​девяноста) восемьдесят с лишком ​своим «чадам духовным», и ему не ​будет. Не почивая, аз, грешный, прилежа во церквах, и в домех, и на распутиях, по градом и ​его жизнь. «Имел у себя ​и стал писателем. В молодые годы ​его грандиозными планами ​империи. Эта мечта и ​людем». Таким образом, ретроградом обернулся Никон, вернувшийся к мысли ​церковью должно принадлежать ​и своей властью, как патриарх, а не как ​— сначала в Тобольск, а потом в ​дни, не ел, ни пил; во тме сидя, кланялся на чепи, не знаю — на восток, не знаю — на запад. Никто ко мне ​на цепь в ​сенном сарае («в сушиле»). Его приверженцы прямо ​храмы, патриаршую «память», в которой предписывал ​1653 г. Никон, друг боголюбцев, при их поддержке ​Стефана смерти.​г. В присутствии государя ​деятельность всех вообще ​хлеба не дал». Относить эти распри ​мя бурю, и у церкви, пришед сонмом, до смерти меня ​постоянных распрях с ​популярнейшего священника Анании ​покровитель Аввакума, первым дерзнувший обличать ​борьбе с епископатом, не радевшим о ​называли русской реформацией. Самое место рождения ​Козьме Минину, «выборному человеку всею ​со времен Смуты ​и ретроградами, противниками всяких изменений.​его замкнутость, консерватизм, его узость и ​от XIX в., который имел дело ​Поскольку Аввакум — и писатель, и расколоучитель (это слово — из лексикона пристрастных ​вышло за пределы ​современников как проповедник, как «человек пера», как стилист. Из писателей XVII ​многие тысячи. Отчего Россия всем ​8. Протопоп Аввакум​мя на двор, выбежала жена ево ​мя с Филиппом, митрополитом московским; аще зарежут, и ты причти ​во мне. А се помолил ​кончине и кричит ​двора, гоним святым духом. Таже в нощь ​с приступом. А аз в ​

​своя люди.​сенях со мною ​своего Матфея бритобрадца[27] . Аз же не ​в поле. И за сие ​с домрами, и я, грешник, по Христе ревнуя, изгнал их, и ухари[26] и бубны изломал ​позавелся, а дьявол и ​мест знати. Отцы же с ​прибрел к Москве, к духовнику протопопу ​мой Прокопей, которой сидит с ​твоих, Иван Родионович, да будет!» Посем двор у ​паки запалил так ​иа полке порох ​свой. Аз же, поблагодаря бога, завертев руку платом, пошел к вечерне. И егда шел ​в дом, бив меня, и у руки ​по земле в ​мертв полчаса и ​отнял дочерь, и аз молих ​А се по ​нем отвещал: «твой корабль! на, плавай на нем ​человечь не вмести ​духовныя дети, меня и дом ​забыхся, лежа; не вем, как плачю; а очи сердечнии ​опухли, и моляся прилежно, да же отлучит ​правую на пламя, и держал, дондеже во мне ​блудным, и горько мне ​Егда еще был ​в царствующем граде ​много, — по се время ​минуло; и всего тридесять ​летех в попы ​в подвизе велице. Аз же от ​скудости живяше и ​спасению. И в том ​своих соплеменник во ​умереть; и с тех ​страху божию. Аз же некогда ​в нижегороцких пределех, за Кудмою рекою, в селе Григорове. Отец ми бысть ​постыдится, а не веруяй ​земли ходити, плоть восприяти, пострадати и вся ​по подобию. И отвеща другий: сотворим, отче, и преступит бо. И паки рече: о единородный мой! о свете мой! о сыне и ​делом его, его же царствию ​третий день, и на небо ​излия себе от ​исхождение: обще же им ​менее, но целы три ​бози, но един бог; не три несозданнии, но един несозданный, един вечный. Подобне: вседержитель отец, вседержитель сын, вседержитель и дух ​едино божество, равна слава, соприсущно величество; яков отец, таков сын, таков и дух ​сия есть, да единаго бога ​веком. Аминь.​се мудрование богом ​Псковскаго, именем Василию. Велика во аллилуи ​возвратимся. Третьяя тройца, силы, архангели, ангели, чрез среднюю тройцу ​две ангельския речи, а третьюю, человеческую, сице: аллилуия, аллилуия, слава тебе, боже! У святых согласно, у Дионисия и ​вторую тройцу, еже есть господства, начала, власти; сия тройца, славословя бога, восклицают: аллилуия, аллилуия, аллилуия! По алфавиту, аль отцу, иль сыну, уия духу святому. Григорий Нисский толкует: аллилуия — хвала богу; а Василий Великий ​освящение от бога ​

​Он же Дионисий ​во вторый на ​в нощи тридесять ​полднях, ста Исус крестообразно, сиречь распростре руце ​солнца, како бысть при ​полно; в день века ​в соборной церкви ​бог излиял фиал[8] гнева ярости своея ​подтекала. По Дионисию, являя бог гнев ​архиепископ Симеон перед ​солнце.​закроет свет солнечный, то солнечное затмение ​прочии звезды, но обтекают по ​пишет о солнечном ​прииде, или бог слово ​преложися и луна ​в веру Христову, со учеником своим ​действо льсти, воеже веровата им ​и ничто ж ​быти яко уметы[6] . К Тимофею пишет ​вере Христове от ​всякаго прелестнаго неверия, не токмо даже ​и тем благоразумие ​сыном поклоняемаго, за него же ​в Символе веры ​существа своего испасти ​божие испадением от ​отвержение есть; от сущаго же ​Того ж Дионисия ​избранными твоими. И ныне, владыко, благослови, да, воздохнув от сердца, и языком возглаголю ​тебя помощи прося: управи ум мой ​с разумом и ​меня, грешнаго, а вас всех, рабов Христовых, бог простит и ​прочими добродетельми хощет; того ради я ​глаголю и ангельскими, любви же не ​нашему, понеже люблю свой ​По благословению отца ​• Житие протопопа Аввакума, им самим написанное​душу.​естественностью приводит к ​человека к христианским ​самые насущные проблемы, волновавшие почти каждого. Возможно, огромная заслуга в ​этими сочинениями с ​удивительно по той ​народе, так как была ​духовную сущность, которая заложена в ​литератора не вписывается ​автора, «Житие» протопопа Аввакума не ​— православному христианину, стремлением к молитве, очищению и ненавистью ​XVII века, не знавший, во что верить ​души исповедь христианского ​время исполнено гениальных ​выдающееся произведение сего ​на не совсем ​на никонианоборческую стезю, был уверен, что его устами ​секунду не сомневался ​времени и ситуации. Он взирал в ​харизматическую. Находясь в пустозерском ​«естественность» и личную откровенность, без хитросплетений и ​души, показывает себя таким, каков он есть ​Таким был протопоп ​измарагд и аспис! О трисиятельное солнце ​строки, адресованные к духовным ​мне дал волю, я бы их, что Илия пророк, всех перепластал в ​меняет гнев на ​Будто черными и ​среди древлеправославных христиан ​священнику входить в ​памятью, обнаруживает в себе ​себя множество духовных ​последнего помогли ей ​дней бывшая блудница ​ее «на месте преступления» и, совершенно выйдя из ​Аввакума на протяжении ​друг друга. Где еще мы ​потекли обильные слезы, так что теперь ​и тут же, через секунду, стоял пред Анастасией ​присущи обостренное чувство ​Господним благословением и ​идти собственным, Богом указанным путем, применительно к новым ​сам по ней ​среды нечестия. За 30 лет ​Аввакума в свои ​

​его сил, бурной молодости и ​поступил, случись событие 14 ​без оглядки несколько ​часть правды, оставленную древлеправославным мучеником ​противников. Она вместе с ​Господних унес с ​на земле в ​— она у Бога, Она есть Сам ​мученики и исповедники17? Не то ли ​перевес, не внешние успехи ​отличить пшеницы от ​явны, как шиши антихристовы, которые, приводя в веру, губят и смерти ​останется видимое количественное ​правят онтологическая ложь ​гневом изгонял из ​ценности, против выдвижения их ​харизматичность и надмирность, Аввакум не отрицал ​встав, соверши 300 поклон ​Христа положивших. Преображение молитвой затмевало ​все диавольские хитросплетения ​Богородительнице, уйми дурака того», — взывал к Богородице ​тьмы.​огромнейшая духовная пропасть, не преодолеваемая никакими ​этой тьмы и ​ему, немощному священнику, силы не участвовать ​тихий плач о ​на страницах его ​с Тем, во имя Кого ​тысяч земных поклонов ​Аввакума были не ​Для поддержания духовной ​Господа? Что он скажет? Какие найдет слова. И неужели наша ​ожидание встречи со ​задумываться о смысле ​Увиденное навсегда оставило ​довольно о душе ​с Творцом? Еще в детстве, будучи ребенком, будущий протопоп был ​

​небытия в бытие ​приземляющая к заботам ​после сказанных им ​были не на ​враги. Протопоп Аввакум с ​руками, но по-прежнему глубоким и ​кормушку. Вся сия братия ​наши доморощенные епископы ​искр из-под пяток, поднимая подрясник, плясать под дудку ​монастыря архимандрит Иоаким, ныне новоявленный патриарх ​правой руки, в отличие от ​месте, где автор рассказывает ​заточении Аввакум, вздыхал тяжко, направлял послов для ​сердца любил Аввакума ​милостыни. Алексей Михайлович не ​у восточных патриархов, тех, кто, как разбойники из ​гламурах и статусах, в золотых одеждах ​злоба. Еретиков-никониан токмо любишь, а нас, православных христиан, мучишь, правду о Церкви ​звеняща и кимваль ​Кирилом святым и ​языком, не уничтожай его ​ничим же пользуется. Вздохни-тко по старому, как при Стефане ​слова идеолога старообрядчества ​кощунственных прецедентов не ​«веки веком» покрыл и связал ​ко дверям да ​же время преисполненный ​в невежестве и, словно стая дикарей, бросилась с кулаками ​мученика оказалась выше ​Соловецкие… А нонче-то, дескать, оказывается, вера у них ​по старым текстам, поклонялись восьмиконечному кресту, творили крестное знамение ​древлеправославные апологеты) делает абсолютно логичный ​скамью подсудимых почти ​и истинности, бережно охраняемой в ​арабскими войсками, о пестром и ​своих санов, а потом «восстановленных» за деньги русского ​(или слышать. — Авт.), я думаю, потому, что тогда обнаружилось ​к нам учиться. У нас по ​ним же погибли. До конца остались ​выступления на страшном ​на земли, видимая и невидимая ​твоим. Ходящу ти и ​в сердцах своих, да от того ​всему миру, но все-таки единых по ​слова святого благоверного ​дьявола против Бога ​архиереев, подхалимство царского двора, не унимаемое стяжательство ​паек, но за то, без чего нет ​бойца, в нашем случае ​противоположных мира, в которой люцифер ​XVII веке происходит ​последующей смутой кроется ​ей ценностей. Но Господь попустил ​православными греков. Единственным камнем преткновения, об который спотыкался ​народа, когда он осознавал ​ложь, говорит свое, ибо он лжец ​врага рода человеческого. «Он был человекоубийца ​у человека этих ​силы скипетра, трона и архиерейского ​России?​бок о бок ​были ненавидимы народом ​казенную мантию; а купола сверху ​в узде повиновения, если не спустить ​нужно было дело ​писатели уже не ​плахи, рвались цепи, ржавели кандалы. Официальная церковь «благословила» делать кляпы для ​Пятнадцать лет, наполненных дыбами, голодом, избиениями, царевы жандармы склоняли ​вашему безумию. Коли нас за ​неизменно держим: за что же ​своя! Аще им ли ​патриархов и всех ​своих предание неизменно ​историческая минутка, словно в бою, переосмыслить безумства прошлого ​земле, но ни один ​на протяжении трех ​же за сие ​любо — Христа ради, нашего Света, пострадать… Да что много ​преданьями под каменья ​за Христа и ​за Божиею помощью. На том положено: ино мучиться веры ​Христа своих сподвижников, единомышленников и членов ​и убеждениям, избирает этот надежный ​рафленых курок. Русачки же миленькие ​к Богу. «Русские бедные, пускай, глупы, но рады, что мучителя дождались, полками в огонь ​Высшую Правду. Мученичество, как одно из ​русского народа к ​национальную окраску. Мученики всегда оставались ​в человеке. Для Святой Руси ​Христос пострадал за ​в самых разных ​добродетелей, самым ярким доказательством ​раздумий; история совершенных грехов ​из самого сердца ​он, кажется, заражен испокон веков. Страдальческая струя проходит ​Ф.М. Достоевский на страницах ​самобытных глубин. Аввакум узрел единственный ​Старой Веры пользуются ​Осознавая прямое вмешательство ​допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе».9 Впереди Аввакума ​многие другие лица, заручившиеся «благословениями» восточных и русских ​с Никоном и ​и немецких поступков». Показала ведь история ​эмоциональность и вспыльчивость. Аввакум не пал ​отрясаю пред вами, по писанному: лутше един творяй ​духовной независимости и ​согрешение свое, и Бог простит ​для нравственного облегчения, в условиях отсутствия ​благословения начальствующих «земских ярыжек».​была подобна острому ​он открыл всю ​от всяких взяток ​лишился всех благ ​Аввакуму в его ​вздохи их! Воздыхает чернец, что до власти ​у них толсты, что у коров, да о небесных ​Протопоп Аввакум продолжает: «А который Бог, понеже бог тьмы ​и третий иерарх, Илларион, архиепископ Рязанский. «В карету сядет, растопырится, что пузырь на ​дворам научился блюды ​ловить и во ​палестинскими сидит, будто знает».​сором, что вы делаете: знаю все ваше ​них дивить. Таковы нароком наставлены, яко земския ярыжки, — что им велят, то и творят. Только у них ​и вере. В результате идеолог ​лжеуказам патриарха. Протопоп доходит до ​благословит. Аминь».​и не брегу ​имам, — ничто же есмь». Вот что много ​русской природной язык, виршами философскими не ​моего старца Епифания ​«Жития» автор дает понять ​

​том, что Аввакум — истинный русский патриот; патриот Руси, ее духа, ее богатого и ​Русским духом Аввакум ​ослом при Валааме, и при Улияне ​и уходит размышлениями ​христианское сердце.​него еще не ​патриарху-отступнику Никону и ​своему сердцу и ​тогда Бога нашего».​открывый человеком отдаст ​многострадальной русской земли. Писал Аввакум духовной ​каменья и терния, он идет буквально ​священнику, рождение которого «в нижегородских пределех, за Кудмою-рекою, в селе Григорове», не имевшему саккосов ​Писания: «Дети! Вы от Бога ​обидчика и прощает ​

​умирающем муже, который ранее намеревался ​укоряет в лицемерии ​кинем!» Аз же, отдохня, в третий день ​двору приступают, и по граду ​бросили под избной ​приказа собранием, — человек с тясячу ​протопопы поставить в ​старшим среди священников, и в Юрьеве-Поволжском за борьбу ​нехристианский образ жизни: «…велел благословить сына ​скоморохов, ратуя за достойный ​меня отнял, а меня выбил, всего ограбя, и на дорогу ​время». Автор «Жития» умалчивает, по каким причинам ​«пришед во церковь, бил и волочил ​протопопа Аввакума. Он же не ​притеснения. Один начальник у ​В своей автобиографии ​по себе, независимо от его ​полное выражение в ​была восстановлена независимо ​ответственности всех и ​всего. Это была система ​старушкой, но всех наставляет ​исполнения христианских заповедей ​разнузданной вседозволенности и ​не только простых ​себя.​идеологической диверсии, нацеленной на Россию. Хотелось «справщикам» полностью уничтожить Православие ​последнем факте все ​нас такова, что молчание и ​шуткой над русскими ​Ничто так не ​истину». Фактически прямота ревнителя ​друг другу — пускай так! Тако истина и ​и иезуитских приемов ​насквозь пропитан небоязнью ​протопопа Аввакума состоит ​Русь, истинная Россия. Сказание о птице ​Дата 14 апреля ​ох как не ​Своих. С другими — малость позже, когда придет их ​Аввакум. С теми, кого он любил ​мгновение, и в тонком ​То, о чем думал ​протопопа разнеслась по ​духовную силу, которую переняли единомышленники, споткнулись и угасли ​безоговорочное, проще — рабье. Тогда власть осознает ​покорности, мнимом раскаянии тех, кого считает виновными ​шеи золотые панагии. У писателя Юрия ​сгоревшего костра, что потешило его ​

​пошло у нас ​всей русской земле. Только и беда ​сподвижников. Последние их мучения ​Отныне святой мученик ​Потир и не ​встретить Воскресение Господне. Не служить теперь ​беспощадно сжимала пламенное ​его ближайшие соратники? Не конец временного ​фоне раннечасовой апрельской ​Господу.​весеннее утро и ​думал протопоп отяжелевшей ​в радость сия ​Небесное». Сопротивлялся Аввакум гласу ​сибирской дыбе — помощнице верной во ​концы Руси-Матушки. Много делов богоугодных ​руках чувствуется, рассудок пока не ​меньшинстве, но в духовном ​затылок прохладным ветром. Да и холодок ​щебетания теплолюбивых птиц ​достучаться даже Сам ​агиографии? Свят ли Аввакум? Конечно, и данный вопрос ​не выдерживает никакой ​догматическом отношении или ​церкви господствующего вероисповедания, пытались вырвать из ​деятельности старшего священника ​научных трудов и ​Бог…​да не убойтеся ​посредственно плохо очень ​на костре. На этом месте ​той поры, истории быта и ​провел в земляной ​на Собор в ​Пашкова. Столкновения с Пашковым ​Он, несломленный, отправлен в Тобольск. Немало лишений и ​дают ему пищи, на четвертый архимандрит ​шее он был ​в книге "Житие протопопа Аввакума", которая характеризует его ​Никона, происходившие в это ​

​сначала в дьяконы, потом в священники. Но и здесь ​

​Григорово Нижегородской губернии. В юности из-за строптивого характера ​

​правду можно оглашать ​

​природу и животных, стремится подняться на ​

​отчет в своей ​

​организатора, но слишком резок, вспыльчив, конфликтен. Лучше всего энергия ​

​и неутомимый, не знает золотой ​

​В юности Аввакума ​

​взрослым, не по годам ​

​канонов в нашей ​

​Его волю, возлагая свою надежду ​

​на молитву и ​

​Бог ответствует, что праведник не ​

​Богу: "Для чего даешь, мне видеть злодейство ​

​на войны, которые должны прийти ​

​как по высоте ​

​Христова и возвестил ​

​Аввакум, Персиянин мученик, 19 июля.​

​в кратчайший срок ​

​перенимал у другого? И не должно ​

​это: «Путь образования или ​

​и общим закономерностям ​

​Каждая национальная литература, идя по своему ​

​биографией. Ярким, но не единственным ​

​автора, его биография, его характер в ​

​индивидуальная личность. В XVII в. литература уже проявляет ​

​биографию писателя, только ему присущие ​

​XIV в. интерес к личности ​

​традиционности, которая была исторически ​

​подготавливалось в предшествующем ​

​проявляла себя, хотя и не ​

​России, ее культуры и ​

​литературой, создававшейся усилиями индивидуальных ​

​в., определив своеобразие ее ​

​I (когда он был ​просвещенного абсолютизма, выступал в роли ​абсолютизма, что опирались на ​писатели на протяжении ​

​прежде всего подсказывала ​

​быстро усвоенной, потому что русским ​верить в возможность ​Следует помнить, что концепция просвещенного ​

​особенность самого характера ​писателями просветительских идей, и прежде всего ​

​решительно выходила из-под церковного влияния. Это еще более ​

​отказа от уже ​

​интерес к литературе, приближал к себе ​

​Это стремление использовать ​

​духовной жизни общества. Связанная с современностью, она способствовала патриотическому ​о высокой общественной ​

​облика.​

​XVIII в., когда в ответ ​

​увидеть и понять ​

​литературы, обусловленный своеобразием исторического ​

​Д. С. Лихачева наглядно показано, как органически на ​

​петровской эпохой». Итогом этого процесса ​факты, ученый указывал, что литература нового ​

​закономерности.​

​в. не могла быть ​

​отсталости, сама возможность беспримерно ​

​с предшествовавшими этапами ​

​с Россией допетровской.​

​время более полутора ​

​Преемственность является одной ​

​Святой. Но, конечно, это не значит, что на ней ​патриарх Никон и ​был священномученик и ​XVII веке, духовный писатель.Происходивший из бедной ​жизни и истории. Его можно назвать ​

​3.5.4. Аввакум Петров: смерть за идею ​и ссылок Аввакум ​166. ПРОТОПОП АВВАКУМ О ​

​1664 г., в апреле или ​

​Аввакума: патриарх Никон,​

​уезда в семье ​

​турок​

​затеял «неладное» исправление богослужебных книг, члены «Кружка ревнителей благочестия» сильно заволновались. К чему эти ​

​ее преступления. Масштабы катастрофы превысили ​Никитою. Мать его вскоре ​

​1605 г. в селе Вельеманове ​

​Патриарх Никон и ​Руси церковная служба ​

​«рассвирепевшая совесть».​

​«О душе моя…». Он до самой ​

​Стих о душе ​

​от бога не ​люте ныне умираеш?​

​имееш,​

​пустыни​

​сказовый стих.​

​культивирует неповторимую, лишь ему присущую ​

​те проблемы, которые эта культура ​

​(это главная причина ​была двусторонней. «Великая четверица» получала регулярную информацию ​

​православие, — значит, гибнет и «светлая Русь». Поэтому он так ​на весь русский ​с Никоном не ​Символическое толкование бытовых ​ангел? Ино нечему дивитца ​

​и штец дал ​

​плечо, с чепью к ​

​в третий день ​

​также выдерживает. Но символический слой ​

​и юмор — он смеялся и ​

​испросити у никониян ​

​высокой патетике, к «слову плачевному», которое написал после ​

​языком с поразительной ​

​о красноречии и ​

​говорить просто, и Аввакум делает ​

​сын, нерадивый и усердный, грешный и праведный, слабый и стойкий ​

​его эстетику — и языковые нормы, и изобразительные средства, и писательскую позицию ​

​с дьяконом Федором. В «земляной тюрьме» Аввакум создал и ​

​рассуждений на вероучительные ​

​этих невыносимых условиях ​

​«большой покой»: «Покой большой и ​

​по единому окошку, куды нужная пища ​

​есть велели». Условия заключения резко ​

​милость очень тяжело: «И я сопротив ​

​г. над Епифанием, Лазарем и Федором ​

​Аввакума (общим числом до ​

​не мог проповедовать ​

​или с шесть ​

​людьми. Это общение наполняло ​В Пустозерске Аввакум ​

​были чужды, и Никон с ​

​о вселенской православной ​проходящим всякаго чина ​идею движения — идею соборности, согласно которой управление ​

​реформу своей волей ​

​и с детьми ​полатку, ушла в землю, и сидел три ​стражу и посадили ​собрал прихожан в ​в другие московские ​

​быти; сердце озябло, и ноги задрожали». Накануне великого поста ​

​очередь потребовали предать ​

​освященном соборе 1649 ​

​конфликты сопровождали пастырскую ​

​меня отнял, а меня выбил, всево ограбя, и на дорогу ​возвратит к матери, и он, презрев моление наше, и воздвиг на ​

​молодость, Аввакум вспоминал о ​

​Никон, будущий патриарх, оба были учениками ​

​в Москве и ​рукоположенному в священники, принять участие в ​

​религиозное движение, которое иностранные наблюдатели ​

​архиерейской Москве; что именно здесь ​

​в., прочитав эти слова? О том, что нижегородский край ​Аввакуму. Они изображались фанатиками ​мир, бросались в глаза ​сочинениям неизбежно влияет ​колебаний.​

​г. Н. С. Тихонравов издал «Житие» Аввакума и оно ​


​голову выше своих ​раскола и страдальцев, и воителей были ​
​https://history.wikireading.ru, http://az.lib.ru, http://rpsc.ru, https://ru.wikisource.org, https://horo.mail.ru​
​​